Ложь во благо, или О чем все молчат - Диана Чемберлен Страница 12

Остальные цветные работники обедали за столами вокруг дома Гардинеров. Случалось, мистер Гардинер приглашал нас – меня, Нонни и Мэри Эллу – поесть внутри с ним и с Генри Алленом. Мы с Генри Алленом всегда вели себя так, словно едва знакомы, когда вместе обедали, старались не смотреть друг другу в глаза из страха, что нас разберет смех. То же самое происходило, когда по утрам в воскресенье они подвозили меня в церковь. Нонни и Мэри Элла после рождения Уильяма стеснялись бывать в церкви, а меня Гардинеры брали с собой. Мы с Генри Алленом устраивались на заднем сиденье их старого «Форда» как можно дальше друг от друга и делали вид, что не знаем друг друга по именам. Мне нравилось, что никому невдомек, что я знаю этого парня буквально как облупленного, вдоль и поперек. Гардинеру-старшему это пришлось бы не по нраву: я была на его земле арендатором, не более того.

– Не зевай! – сказала мне Лита тихо, так, чтобы Нонни не услышала и не заорала на меня. Я связывала листья не так шустро, как раньше, потому что следила за Мэри Эллой. Нельзя было, чтобы она загляделась на кого-то из парней, тем более из взрослых мужчин, вкалывавших в поле: от этого у нее в башке могли завестись опасные мысли.

Потом Лита запела «Ступай, скажи это на горе», а мы стали ей подпевать. Эту песню Нонни любила, поэтому тоже не удержалась и заголосила во все горло, хотя голос у нее был теперь совсем не тот, что прежде. Помнится, в раннем детстве я очень любила слушать ее пение. От ее гимнов дрожал весь дом. Это было еще до того, как все пошло не так, когда у нее еще не было ни диабета, ни ревматизма, когда с нами жили мама и папа, а в страду мы с Мэри Эллой носились с Генри Алленом и с младшими Джорданами, швыряясь друг в дружку рогатыми гусеницами, и ужасно важничали, если могли заработать пару грошей подбором опавших табачных листьев. Всех нас, белых и цветных, сплачивали игры и труд, мы не различали цвета кожи. Но однажды – мне тогда было десять лет – Эли занес в лавку Гардинеров пакет для миссис Гардинер, и я спросила его в присутствии других покупателей: «Хочешь пойти рыбачить?» Тут Нонни схватила меня за руку и так сильно ущипнула, что я потом месяц ходила с синяком.

«Не смей с ним болтать!» – прошипела она мне в ухо. Можно было подумать, что бывал хотя бы один день, когда бы мы с Мэри Эллой с ним не болтали! Но Эли понял и даже на нас не взглянул: сделал вид, что ничего не слышал. Он-то уже уяснил то, что нам еще только предстояло усвоить: что цветные и белые на людях держатся отдельно. Особенно цветные ребята и белые девочки. В тот день мы получили урок. Дома мы могли дружить, но для внешнего мира мы должны были оставаться друг другу чужими.

Я смотрела, как работает Лита. Она поглядывала в поле, как и мы, и я не могла не предположить, что кто-то из мужчин, гнущих там спину, – близкий ей человек. По-настоящему близкий. Уж не отец ли Родни? Болтали, что у нее все дети от разных отцов. «Не могут держать себя в узде, – втолковывала нам Нонни. – Как были, так и остались зверями из джунглей». Но Лита совсем не напоминала мне зверя. Я завидовала всем ее сыновьям: у них была мать, на которую они могли положиться.

После обеда было до того жарко, что малыш Уильям раскапризничался хуже мула: то падал в грязь, то лез к нам и даже бил по рукам, требуя внимания. Все мы уже измаялись и измучались от жажды, и я не могла дождаться, когда Гардинер принесет нам попить. Уильям припустил к ведру с водой у сушильни и потянулся за черпаком из зеленой тыквы. Нонни бросилась за ним с неожиданным проворством и схватила за руку.

– Это черпак для цветных! – С этими словами она протянула ему половинку желтой тыквы, которой пользовались мы. Он так заверещал, что заглушил пение.

– Хватит! – сказала Нонни. – Увожу его домой.

И она потащила мальчонку по пыльной дороге. По пути он без устали дергал ее за руку и болтал ногами в воздухе.

Потом из-за сушильни появился мистер Гардинер.

– У меня не хватит на всех сырных крекеров, – обратился он ко мне. – Принеси из лавки новую коробку.

Я удивилась: обычно он никого из нас не посылал в лавку, потому что все работники были наперечет. Он так внимательно на меня смотрел, что я опустила глаза и притворилась, что счищаю с рук смолу. Когда он так ел меня глазами, я начинала бояться, что он знает про нас с Генри Алленом.

– Чего это ты краснеешь? – спросил он меня. – Давай без солнечных ударов!

– Все хорошо, сэр, – ответила я. – Я мигом, одна нога здесь, другая там.

Я подняла из пыли свой велосипед и покатила в лавку. Я гадала, как поступил бы Гардинер, узнай он про меня и своего единственного сына. По словам Генри Аллена, родители ему твердили: «Никаких девушек, пока не окончишь школу!» Но кто из парней обращает внимание на такие предостережения?

Я ехала по дороге Дохлого Мула, потому что лавка стояла как раз на ее углу. «Лавка» – громко сказано: просто старая деревянная халупа с надписью «Магазин Гардинеров» на щитке, причем «Маг» в первом слове почти стерлось. Внутри старательно крутился вентилятор. Передо мной стояли цветная женщина и белый парень, пришедшие с той же целью, что я: за дневным перекусом для работников в поле. Из-за прилавка мне помахала рукой миссис Гардинер.

– Привет, Айви! Разве ты не работаешь в сушильне?

– Мистер Гардинер прислал меня за крекерами.

– Наверное, ему нужна целая коробка?

– Да, мэм, так он и сказал.

– Сейчас принесу. Возьми что-нибудь выпей. Жарковато нынче для езды!

– Верно, мэм, – согласилась я, шагнув к холодильнику, чтобы достать банку пепси-колы. Будь моя воля, я бы простояла над холодильником весь день, наслаждаясь прохладой. Вместо этого я поторопилась захлопнуть крышку. Не хватало, чтобы на меня орали, что я слишком долго держу его открытым. Хотя кому было на меня орать? Не пареньку же, которого я знала по школе? И не цветной – она никогда не поднимет голос на белую. А у миссис Гардинер не было привычки повышать голос. «Она святая, – всегда учила меня и Мэри Эллу Нонни. – Образцовая христианка! У нее можно многому научиться».

Когда я вернулась со своей баночкой к прилавку, она уже притащила коробку «Нэбс». От одного взгляда на коробку у меня слюнки потекли. Со времени обеда я, оказывается, успела проголодаться.

– Как нынче дела в сушильне, Айви? – спросила миссис Гардинер, кладя коробку в бумажный пакет. Как она была хороша! Кожа белая-белая, на ферме такой ни у кого больше не было. Узел мягких черных волос блестел на затылке. Глаза синие, как у Генри Аллена. Назвать ее красавицей мешал только ужасный шрам от затылка до подбородка. На него неприятно было смотреть, но стоило ей улыбнуться – и шрам забывался.

– Все в порядке, мэм, – ответила я. – Людей немного не хватает, а так все хорошо.

– Приятно слышать. – Она отдала мне пакет и наклонилась. – Иногда бывает полезно охладиться. Можешь приходить и засовывать голову в холодильник. – Она улыбнулась, я ответила ей тем же.

– Я так и сделаю. Спасибо.

Я запихала пакет в корзину на своем велосипеде, допила пепси, села и покатила обратно на ферму, вспоминая ее слова и восхищаясь ее добротой. Казалось бы, она вправе плохо относиться к нам с Мэри Эллой, так ведь нет! Хотя никто ее за это не осудил бы, потому что шрам у нее на лице – дело рук нашей матери.