Зодчий из преисподней - Светлана Горбань Страница 12

— Не мучь меня, мой милый! От кого она — ясно и младенцу, а вот как ты все это приносишь? Как тебе удается всегда оставаться незамеченным?

Короткая улыбка:

— Я таки заинтриговал вас всех? Правда?

— Заинтриговал, заинтриговал! Ты своего добился! А теперь скажи — как?

— Ни за что!

— Ну, пожалуйста! А то я умру от любопытства!

— Попробуй угадать.

Она покусала толстый лучик звезды:

— Ах… Не знаю, Вера вот с какими-то потусторонними духами связалась. Они с ней разговаривали.

— Спиритизм? Нет, холодно.

— Скажи сам, станет теплее.

— А что я за это получу?

Девушка кокетливо спросила:

— А что ты хочешь?

— Угадай хотя бы это.

Маня зарумянилась и поцеловала его. Сначала в щеку, а потом он перехватил ее губы, и они замерли в долгом поцелуе, стояли, обнявшись, как и положено помолвленным влюбленным.

— Поклянись, что никому не скажешь. Никогда, — теперь серьезным стало его лицо, но засмеялись глаза.

— Ой, мне уже страшно! — она снова по-детски развеселилась.

— Я хочу, чтобы это было только нашей тайной, — он склонился над ее ушком и что-то прошептал. Тихо-тихо. Глаза Мани округлились:

— Правда? И об этом больше никто не знает? Никто-никто?

— А ты хочешь, чтобы знали?

Она отрицательно покачала головой.

— Значит, и не будут знать.

Возле самого окна зловеще каркнула ворона, и Мария снова поперхнулась. Кашель был продолжительным и надрывным. Василай обнял ее сзади за хрупкие плечи и долго не отпускал.

А дверь все время оставалась приоткрытой. И Вера в зале ждала сестру и все это наблюдала. И завидовала. Не кашлю — чужой любви.

— Ну, душили ее, конечно, не на диване. Труп туда уже потом положили, — Кинчев покатал незажженную сигарету между пальцами и еще раз рассеянно обвел взглядом помещение библиотеки Ярыжских, очень напоминавшее дом-музей какого-нибудь писателя конца ХІХ века.

Надя Щукина вежливо изумилась:

— Откуда вы знаете?

— Вы же сами заметили, что на ней был только один тапок. Другой мы нашли под окном. Там ее и… А вот слышали вы хоть что-то?

— Что же я могла слышать?

— Ну, скажем, шум борьбы, крики о помощи…

— Нет. У Ольги Владимировны все время музыка громко играла. Тимофеевна брюзжала… Нет, это раньше, они с Алькой спорили. — Надя прерывисто вздохнула. — Ох, бедная девочка… А Тимофеевна… Подумать страшно, что с ней теперь…

Виктор Кинчев с симпатией смотрел на экономку. Выглядела она весьма прилично: серый вязаный пуловер, отутюженные черные брюки, волосы русые, аккуратно подстриженные, уложены красивыми локонами. В ушах — тоненькие золотые колечки. Ничего чрезмерного: скромность, исполнительность, дисциплинированность. Она нервничала, но старалась держать себя в руках. Наверное, такой бывала и тогда, когда ей хамили старшеклассники.

— Что собой представляла потерпевшая Алина Павловна Зацепа? Вы хорошо ее знали?

— Как сказать… Она училась у нас, ну… неважно училась. После школы никуда не поступила. Отец давно уже не работает, выпивает, конечно. Мать поехала на заработки — и пропала. Прислала из Португалии пару посылок — и все. Они два года на бабкину пенсию перебивались. Нашли вот работу, старались угодить, чтоб не выгнали. Тимофеевна больше старалась, а Алина, она…

— Не старалась?

— Не то, чтобы не старалась. Но… У нее больше кавалеры в голове, а не работа… Молодая все-таки… Была.

— А подозрительного вы ничего не замечали?

— Подозрительного — нет. Но странное бывало.

Кинчев ободрил ее взглядом.

— Она видела в зеркале девушку.

— Не понял.

— Не себя.

— Стоп-стоп-стоп! Смотрела на себя в зеркало и видела не себя?

— Ну, не совсем смотрела. Говорила, что так, сбоку. Будто похожа на нее, красивая, с длинными волосами. В белом. Алька верила, что это призрак. Говорила, что она была похожа на дочь первого хозяина этого дома. Здесь, в большом зале, семейные портреты висят.

— Где это было, она уточняла?

— Конечно. Внизу, в зеркальном зале.

— А это не было просто отражением картины?

— Нет, картины на втором этаже, в большом зале.

— Зеркальный зал, большой зал?

— Ну, мы их так называем.

— Здесь все комнаты имеют названия?

— Не все. Но их много, надо как-то отличать.

— Значит, широкий коридор внизу — это зеркальный зал?

— Да.

— А еще?

— Сразу как зайдете, по правую сторону от входа — это кинозал, его еще домашним кинотеатром называют, над ним — библиотека. Возле кухни — столовая. На втором этаже — большой зал. Спальни для гостей думают называть по цветам: розовая, голубая, желтая.

— Все они на первом этаже?

— Да, а спальня хозяев — на втором, возле библиотеки. Возле маленького зальчика, он еще без названия, — спальня для родственников.

— Родственники здесь уже бывали?

— Нет. С тех пор, как я здесь поселилась, — точно нет.

— Вы спите здесь, в доме?

— Чаще всего — да.

— Еще кто-то, кроме вас и хозяев, ночует здесь?

— Гости бывают.

— Сегодня или вчера были?

— Нет, — она покачала головой.

— Где вы спите?

— На первом этаже, в комнате для прислуги.

Кинчев улыбнулся участливо:

— Вам удобно называть себя прислугой? Учительнице, с высшим образованием?

— Определенный дискомфорт есть, но… Ничего страшного. Я получаю, между прочим, больше директора школы. Кстати, в школе меня унижали больше. И чаще.

— Ученики?

— Все, кому не лень. — Она обиженно поджала губы.

— Хм-м… Возвратимся к делу. В дом можно пройти незамеченным?

— Наверное, да. Если тихо пройти через парадную дверь — ее с утра не запирали. Или через кухню.

— Есть еще входы? Кроме парадного и через кухню.

— Есть, через кинозал и еще одну комнату. Но там всегда заперто, ключ от той двери есть только у хозяина.