Мозаика - Гейл Линдс Страница 122

— Он ведь звонил мне.

— Сенатор Пауэрс? — одновременно спросили Дэвид и Брайс.

Крейтон кивнул:

— Он угрожал. Сказал, что, если он провалится, я тоже провалюсь. Обычные избитые фразы о том, как он посадит своих людей мне на хвост, пока они не раскопают связь между мной и Стаффилдом и любым другим гнусным делом, которое он сможет повесить на меня.

Дэвид проявил беспокойство:

— Полагаю, ты предпринял меры безопасности?

— Боже мой, Крейтон, — прямо сказал Брайс, — если они прищучат тебя, они и нас потянут.

Такова была неприглядная сторона «кулака Токугавы», но раньше они никогда с ней не сталкивались.

Крейтон улыбнулся:

— Мы никак не связаны со Стаффилдом.

Он не сказал, что агенты, предоставившие фальшивые сведения, уже были мертвы, — погибли в результате несчастных случаев, плюс еще один, которого хватил сердечный приступ, устроенный с помощью секретного порошка, имевшегося в арсенале Компании. Даже если ложь относительно Пауэрса в конце концов вскроется, никто и ничто не свяжет ее с Редмондами.

— В ответ на тираду Пауэрса я сказал, что он обвиняет меня вместо того, чтобы навести порядок в своем доме. Что он чертовски глуп и безнравственен, насилуя малолеток. Он бросил трубку.

Братья засмеялись.

Лифт остановился, и они пошли к бальному залу. Дэвид остро ощутил их единство. Общие черты намного перевешивали их различия, и в данный момент их сила казалась непоколебимой. Всего два дня назад они были здесь, оплакивая Маргерит, и необщительность Брайса пугала. Но сегодня вечером Брайс был с ними, и это давало Дэвиду утешительное ощущение своей правоты.

— А как насчет Джулии? — спросил он. — Беспокоит ли тебя она и этот Сэм Килайн, финансовая информация о котором тебе была нужна?

— Этот вопрос на контроле.

Крейтон подавил злость и тревогу. Ему приходилось защищаться. Без Джулии у него была бы только одна проблема — старик. Джулия превратилась в Медузу Горгону — губительную и сметающую все препятствия в своем эгоистичном стремлении отомстить за убийство Маргерит.

— Как и было решено, мы стали следить через наши компании за банковскими операциями Килайна, в том числе за его тремя кредитными карточками, но он ни разу не снимал с них деньги после звонка Винса. Это странно, если учесть, что им нужны средства, чтобы скрываться и дальше.

— Не так уж странно. Этот тип жутко ловкий. Не забывай, что он какое-то время был профессиональным оперативным агентом. Но не беспокойся. Я ожидаю, что в течение часа мне позвонят и сообщат, что он и Джулия больше нам не мешают. — Крейтон сделал паузу. — И старик тоже. Говорил ли я, что он удрал из приюта для престарелых?

Брайс и Дэвид застыли на месте и уставились на Крейтона.

— Отец? Удрал? — эхом отозвался Брайс. — Дьявол!

— Это может грозить бедой, — сказал Дэвид, тряся головой.

— Действительно, — кивнул Крейтон. — Но люди Винса найдут его. Кроме того, старик выжил из ума, правильно? Мы доказали это в суде. Никто не станет верить ни одному слову из его лепета.

Они вошли в бальный зал. Дэвид и Брайс, все еще обеспокоенные, молчали. Крейтон повел их к дальней стене справа, где в качестве бара был установлен длинный стол, покрытый камчатной скатертью цвета слоновой кости. В середине стола помещалась ледяная скульптура, которую при них еще продолжал вырезать скульптор. Она изображала государственную печать Соединенных Штатов — огромную по размерам, с великолепными и острыми когтями у американского орла. Дымчато-белая скульптура возвышалась над ними на высоту почти в два метра. Это произведение внушало благоговение, как и положено сверкающему центральному элементу праздничного бала.

— Сколько же это стоит? — громко спросил Дэвид.

— Много, — усмехнулся Крейтон. — Но кому какое дело, в конце концов? Внутри имеется механический фонтан. В определенный момент из резервуара через двенадцать отверстий будет течь шампанское. Телевизионщикам это понравится. На Си-эн-эн это уже показывают.

Дэвид и Брайс усмехнулись, а в это время к Крейтону спешил слуга в белом.

— Тут свежие новости, сэр. Они касаются отвратительного прошлого сенатора Пауэрса. Репортеры хотели бы поговорить с вами.

* * *

Крейтон решил встретиться с журналистами на ступенях флигеля. Он дал им пятнадцать минут на то, чтобы собраться и установить оборудование, а затем вышел на улицу в сопровождении членов избирательного штаба. Они прошли по той же мощеной дорожке, по которой он так часто в течение многих лет ходил с трепетом, когда его вызывал всесильный и грозный отец. Странным образом ему не хватало старика. Крейтону хотелось бы уличить его в ревности. Эта мысль сулила что-то новое... и приятное.

Ворота из кованого железа открылись, репортеры, фотографы и телеоператоры образовали плотную группу перед ступенями, которые вели к высокой двери флигеля. На этом месте он объявлял о выдвижении своей кандидатуры. И здесь же было сделано большинство фотографий старика и членов семьи с президентами и другими выдающимися людьми. Теперь эти фотографии украшали кабинет в особняке и кабинеты его братьев, детей, племянников и племянниц. Они были важным символом всей семьи, и на каком-то подсознательном уровне многие американцы тоже признали бы их в этом качестве. Вот что бывает, когда достаточное число знаменитостей снимаются на одном и том же месте на протяжении нескольких десятилетий. Теперь это было место для Крейтона.

Его пресс-секретарь, стоя на верхней ступеньке, открыл собрание:

— Я известил судью Редмонда о вновь открывшихся свидетельствах, касающихся главного суперинтенданта Джеффри Стаффилда...

Крейтон подавил улыбку. Репортерша Ассошиэйтед Пресс, получившая анонимный намек от Винса, нашла чемодан, который Майя Стерн оставила в комнате Стаффилда вместо того, который Стаффилд взял в Хитроу. В новом чемодане уже не было следящего устройства в застежке, которое могла бы найти полиция, зато внутри находились бумаги и фотографии, иллюстрирующие прискорбные деяния с детьми не только Пауэрса, но и Стаффилда.

Кровавая надпись на стене над ванной была сделана мертвым пальцем самого Стаффилда, так что отпечаток был несмываемым свидетельством вины не только Пауэрса, но и Стаффилда. В конце концов все это должно было представлять раскаяние и чувство долга главного суперинтенданта Стаффилда, которое побудило его разоблачить другого грешника и не позволить ему стать президентом, а затем убить себя, чтобы покончить с долгой чередой преступных деяний, прежде чем его самого не вывели на чистую воду. Именно на такой ход мыслей рассчитывал Крейтон.

Как только пресс-секретарь закончил свои вступительные замечания, Крейтон вышел на площадку над лестницей, изобразив на лице необходимую степень суровости. Взглядом он охватил ожидающую толпу. На мгновение у него возникло ощущение, что он опять оказался в суде и освидетельствует уважаемых прокуроров и достопочтенных слушателей. А затем он перенесся еще раньше во времени к рисовым полям Вьетнама — к страху смерти, дымящемуся напалму, пулям.