Вниз по реке - Джон Харт Страница 13

– Все равно.

– Грейс…

– Намажь мне спину лосьоном, Адам.

– Я не…

– Просто намажь.

Я присел на колено рядом с ней. Лосьон в бутылочке, давно жарящейся на солнце, был горячим и пах бананами. Грейс лежала прямо подо мной – вытянувшаяся всем своим упругим, коричневым телом, к которому я теперь не мог иметь никакого отношения. Я помедлил, и она загнула руку за спину, расстегивая верх купальника. Бретельки упали по бокам, и на миг перед тем, как она опять улеглась на живот, передо мной промелькнула одна из ее грудей. Когда она опять плотно прижалась к доскам, я недвижимо застыл на коленях, совершенно выбитый из колеи. Дело было в том, как она держалась, во внезапной женщине в ней и четком понимании того, что ту Грейс, которую некогда знал, я потерял навсегда.

– Только не затягивай на весь день, – велела она.

Я принялся натирать ей спину лосьоном, но выходило плохо. Не мог заставить себя смотреть на ее мягкие изгибы, на длинные, слегка раздвинутые ноги. Так что больше смотрел на реку, и если мы с ней видели одно и то же, то могли и не ведать об этом. Не было слов, подходящих для этого момента.

Я едва успел закончить, как Грейс объявила:

– Я – купаться.

Опять застегнула верх – гладкий плоский живот маячил в каких-то дюймах от моего лица.

– Не уходи пока, – сказала она, а потом повернулась и скользнула в воду одним плавным движением. Я стоял и смотрел, как солнце сверкает на ее мокрых руках, когда она быстрыми саженками продвигалась вверх по течению. Отплыла футов на пятьдесят, потом развернулась и поплыла назад. Грейс разрезала поверхность реки, словно очутилась в своей родной стихии, и я подумал про тот день, когда она впервые попала сюда – как вода распахнула свои объятия и стала уволакивать ее вниз…

Вода ручьями стекала с нее, когда она взбиралась обратно на мостки по лесенке. Отяжелевшие от воды волосы откинулись на спину, и на миг я углядел нечто неистовое в чертах ее не прикрытого ничем лица. Но тут на нос опять вернулись темные очки, и я лишь молчаливо стоял, пока Грейс опять укладывалась на доски, позволяя солнцу вновь поджаривать тело.

– Надо ли вообще спрашивать, надолго ли ты в наши края? – произнесла она.

Я присел рядом с ней.

– На сколько понадобится. На пару дней.

– Есть какие-то планы?

– Да надо кое-что сделать, – уклончиво ответил я. – Повидать знакомых. Повидать родню.

Она издала жесткий смешок.

– Не рассчитывай сразу на всё. У меня своя жизнь, знаешь ли. То, что я не могу бросить только потому, что ты вдруг явился тут не запылился.

И тут, ни секунды не мешкая, спросила:

– Куришь?

Потянулась к кучке одежды рядом с собой – шортики из обрезанных джинсов, красная футболка, шлёпки – и достала маленький полиэтиленовый пакетик. Вытащила из него самодельный косяк и зажигалку.

– Не, с самого колледжа не пробовал, – ответил я.

Она прикурила «травку», глубоко затянулась.

– Ну а я вот курю, – произнесла напряженно.

Протянула мне дымящийся косяк, но я помотал головой. Она пы́хнула еще разок, и дымок потянулся над водой.

– Жена у тебя есть?

– Нет.

– А подруга?

– Тоже нет.

– А как же Робин Александер?

– Давно уже нет.

Затянувшись в последний раз, Грейс затушила косяк и бросила оставшийся обугленный огрызок обратно в пластиковый пакетик. Ее слова стали звучать не столь резко.

– А у меня вот есть дружки, – произнесла она.

– Это хорошо.

– Дружков хоть завались… То с одним встречаюсь, то с другим.

Я не знал, что на это сказать. Грейс села лицом ко мне.

– А тебе все равно? – спросила она.

– Ну конечно же, не все равно, но это не мое дело.

Теперь Грейс уже вскочила на ноги.

– Еще как твое! – выпалила она. – Если не твое, так чье же?

Подступила ближе, остановилась в каком-то дюйме. Из нее буквально исходили мощные эмоции, но разобраться в них было нелегко. Я не знал, что сказать, так что произнес единственное, что пришло в голову:

– Прости, Грейс.

И тут она вдруг прижалась ко мне, по-прежнему вся мокрая от реки. Ее руки обхватили мою шею. Стиснула меня с неожиданной энергией. Ее руки нашли мое лицо, сжали его, ее губы сразу же прижались к моим. Грейс целовала меня, и целовала всерьез. А когда ее губы остановились возле моего уха, она стиснула меня еще крепче, так что я уже не мог отступить, не оттолкнув ее. Ее слова были едва слышны, и все же они сокрушили меня:

– Я ненавижу тебя, Адам. Так ненавижу, что просто убила бы!

И тут Грейс развернулась и побежала – побежала вдоль берега, и ее белый купальник мелькал среди деревьев, словно хвостик испуганного оленя.

Через какое-то время я с такой силой захлопнул дверцу машины, словно хотел отгородиться от всего остального мира. В салоне было жарко, и кровь противно пульсировала там, где швы стягивали кожу. Пять лет я прожил в вакууме, пытаясь забыть жизнь, которую потерял, но даже в величайшем из городов мира самые яркие дни бежали пусто и поверхностно.

Здесь же все оказалось совсем по-другому.

Я завел машину.

Здесь все было так чертовски реально…

Вернувшись в квартиру Робин, я сорвал пластырь с груди и стоял под бьющей сверху водой столько, сколько смог вытерпеть. Нашел перкоцет, принял две таблетки, а потом, подумав, проглотил еще одну. Затем, погасив повсюду свет, забрался в постель.

Когда я проснулся, за окном еще было темно, но из прихожей падал свет. Наркотические таблетки пока не отпускали, и как бы глубоко я ни провалился в небытие, тот сон все же нашел меня: темный изгиб красных брызг на стене и старая щетка, слишком большая для маленьких рук.

Рядом с кроватью стояла Робин, темным силуэтом напротив света. Она была совершенно неподвижна. Мне не было видно ее лица.

– Это абсолютно ничего не значит, – произнесла она, обращаясь ко мне.

– Что не значит?

Она расстегнула рубашку, стянула ее с себя. Больше на ней ничего не было. Свет струился сквозь промежутки между ее пальцами, сквозь пространство между ее ногами. Робин была лишь силуэтом, плоской бумажной куклой. Я подумал о годах, которые мы с ней делили на двоих, – о том, как близко мы подошли к тому, чтобы остаться вместе навсегда. Мне очень хотелось увидеть ее лицо.

Когда я приподнял одеяло, она скользнула под него и закинула на меня ногу.

– Ты уверена? – спросил я.