Где-то на краю света - Татьяна Устинова Страница 13

Дядя Коля лежал под окном, зацепившись рукой за батарею, как будто собирался подняться и в последний момент так и не смог. Лиля пролезла к нему, наклонилась и, преодолевая тошноту, потрогала за плечо.

Стеклянные глаза сосредоточенно смотрели в пол. Дядя Коля был абсолютно, окончательно, непоправимо мертв.

– Ничего, ничего! Господи, как же это так вышло-то… Сейчас чайку заварим, а может… Марья Власьевна, Марья Власьевна! У нас вроде коньяк был. Или выпили?

– Я-то не пила, однако!

– Ну, гляньте, гляньте там!

Дверь открылась и закрылась. Лиля, не отрываясь, смотрела в окно на другую планету, которая жила совершенно равнодушной и независимой жизнью. Волны, вскипавшие по верхушкам белой пеной, догоняли друг друга, над дальними сопками толпились облака, и грандиозность пространства отсюда, из окна панельного дома, казалась невероятной. Лиля обеими руками взялась за подоконник, на котором лежали кипы каких-то бумаг, наклонилась вперед и прижалась лбом к холодному стеклу.

– Вы бы сели! Вам нехорошо, да?

– Хорошо, – сказала Лиля.

– Это, конечно, ужас, что такое… Я бы, наверное, там сразу бы и упала, а вы молодец!

– Я молодец, – согласилась Лиля.

Женщина суетливо, в несколько приемов переложила стопки книг из кресла на стол и, подумав немного, на пол и подвинула кресло так, что Лиле волей-неволей пришлось в него плюхнуться.

– И как это угораздило его, господи!.. И человек, главное, хороший, пьющий, конечно, сильно, но так, чтобы до белой горячки допиться и такое над собой сотворить!

Дверь опять открылась, впустив немного детских голосов и какого-то школьного шума.

– Вона все, что осталось, Лариса Витальевна. Если больше надо, давай скажи, я до третьего гастронома схожу.

– Ничего не нужно, спасибо, Марья Власьевна.

Лиля все разглядывала сопки и воду – так пристально, как будто в этом был какой-то смысл.

– Я вам вот коньячку сейчас и чайку с сахаром! Вам обязательно нужно с сахаром выпить!.. Ну, глотните, глотните!

Лиля послушно глотнула коньяк из подсунутого стакана зеленого стекла – довольно много, – не почувствовала никакого вкуса и сказала, обращаясь к подоконнику:

– Главное, понимаете, я только вчера у него была, купила сапоги! А сегодня пришла, потому что мне в них неудобно. А он мертвый, вот в чем дело. А я еще очень торопилась, опоздать боялась. И опоздала.

Женщина вздохнула, и та, вторая, кажется, вздохнула тоже.

– Вы молодец большая! Сразу к нам прибежали! Я бы прямо там замертво упала, честное слово.

– Будет врать-то, Лариса Витальевна!

– Да ну вас, Марья Власьевна!

– Николай человеком был, – помолчав, сказала Марья Власьевна. – Луораветлан. Совсем мало осталось.

Лиля оглянулась.

Смуглая коротко стриженная узкоглазая женщина с морщинистым жестким лицом смотрела на нее, не моргая, как будто ждала ответа или объяснений. Лиля зачем-то повела плечом и покачала головой – ничего-то она не знает, ни ответов, ни объяснений.

Вторая, молодая, беленькая, озабоченная, казалась Лиле почему-то знакомой. Она примостилась к краю письменного стола, подвинув бумаги, угрожающие вот-вот завалиться, мешала в стакане чай, вздыхала.

– Вы меня не помните? Я Лариса! Из Москвы летели, так мы с Павликом прямо за вами сидели!.. Я заведующая детской библиотекой, а Марья Власьевна мне помогает. Наливайте еще, наливайте!..

Из Москвы, подумала Лиля. Она так легко это сказала, как будто Москва на самом деле существует на свете. Но ведь ее нет.

– Хватит ей.

– Марья Власьевна!

– Чуть что за бутылку хватаетесь. А бутылки ваши вон к чему ведут! У Николая вся семья в Нешкане. Как им сказать, что он по доброй воле в верхний мир ушел? Кто поверит?

– Пустите, я сама налью. И кто там с детьми?.. Шумят что-то.

Марья Власьевна помолчала, а потом сказала решительно:

– Посмотрю.

И вышла.

– Вы на нее не обращайте внимания. Она человек золотой, книг столько прочла, мне за всю жизнь столько не одолеть!.. Детей любит и понимает. А спиртное на дух не переносит. Говорит, всю ее семью сгубило это дело. У них, знаете, у коренных, какого-то фермента нету, всегда забываю, как называется, им алкоголь вообще нельзя, но ведь пьют. Все пьют, особенно в стойбищах…

Лиля ее не слушала.

От чая – или от спиртного, погубившего всю семью Марьи Власьевны, – ей вдруг стало тепло, и голова закружилась. Странное дело, до этой минуты она соображала совершенно четко и ясно.

Там, в квартире номер семнадцать, она удостоверилась, что помочь дяде Коле никак невозможно – он не дышал и не двигался, и глаза, сосредоточенные, еще не потускневшие, смотрели в одну точку. Лиля уже не слышала одуряющей вони, а вот запах крови, которой было довольно много, почувствовала отчетливо. Откуда-то она знала, что это запах свежей крови, которая только что была живой, а теперь стала мертвой. Ей даже в голову не пришло, что она может, к примеру, упасть в обморок рядом с дядей Колей! Она только зачем-то пристроила его поудобнее, чтоб он не лежал с задранной вверх рукой – сухая смуглая кисть, описав полукруг, глухо стукнула о пол, из нее выпала и покатилась крышка то ли от банки, то ли еще от чего-то. Лиля подобрала крышку. Давешние клетчатая рубаха и тренировочные штаны дяди Коли были черными от крови. Рядом валялось ружье, и Лиля старалась не задеть его и не прикоснуться случайно. Потом она вышла на улицу, посмотрела по сторонам, точно зная, что ей понадобится помощь, и увидела на соседнем подъезде вывеску.

«Детская библиотека г. Анадыря» – вот что было на вывеске. Лиля зашла и очень четко объяснила, что именно случилось. Дальше начались звонки, суета, беготня, и вскоре под окна подъехал сине-белый «Форд», из которого вышли люди в форме. Лиля и эта самая Лариса, оказавшаяся заведующей, поговорили с ними на улице, и Лиля четко рассказала все, что знала.

Дети, много детей, целая толпа, с жадным любопытством, от которого их глаза и уши казались растопыренными, вились вокруг них, как комары, из узких дверей выплескивались все новые и новые, а потом явилась Марья Власьевна, очень строгая, и стала загонять их обратно, и – странное дело! – они послушались. Люди в форме пошли в подъезд, за ними Лариса и еще кто-то. Лиля вернулась в библиотеку, села на первый попавшийся стул под какой-то стенгазетой и стала ждать.

Она ни о чем не думала, ничего не вспоминала, она просто сидела и ждала, а потом встала и принялась читать стенгазету. «Наши любимые учителя» – было выведено красными и золотыми буквами. Лиля изучила фотографии, отрывки из сочинений, воспоминания в рубрике «Учительница первая моя». По краям газету украшали очаровательные котята и букеты, вырезанные из открыток. Лиля дочитала все до конца и собралась перейти к следующей – на стене висело довольно много разных газет, но тут прибежала Лариса, перепуганная и несчастная, увела ее в кабинет и рассказала, что вроде бы дядя Коля выстрелил в себя сам. И винтовку рядом нашли.