Не все мы умрем - Елена Гордеева Страница 13

На столе у директора стоял калькулятор. Барсуков бесцеремонно развернул его к себе.

— Итак, что мы имеем? Пятьдесят миллионов флаконов по цене пятьдесят копеек. Заметьте: цена бросовая. А что получилось? О! Двадцать пять миллионов рублей. Это уже кое-что. Но позвольте! — вдруг спохватился он, разыграв испуг. — Двадцать пять миллионов было месяц назад. А сейчас на дворе цветущий май. Чувствуете, как пахнет в воздухе зеленью? Посмотрим, насколько она распустилась за последний месяц? Евгения Юрьевна, — всем своим массивным корпусом он повернулся к женщине, — какой у нас процент штрафа по договору?

— Одна десятая процента за день просрочки.

— И здесь одна десятая процента, — взглянув на бумагу, как бы удивился Барсуков. И опять защелкал на калькуляторе. — Что у нас в результате? Двадцать пять тысяч рублей за один день просрочки. А за тридцать? Аж семьсот пятьдесят тысяч! Ладно уж, моральный ущерб мы учитывать не будем. Итак, двадцать пять миллионов семьсот пятьдесят тысяч. Отдай, Александр Петрович, и не греши!

И Барсуков откинулся на спинку стула, не сводя своих серых нахальных глаз с директора.

— Ключ! — прорычал бугай.

Директор снял с себя ключ. Он висел у него на шее вместо крестика.

— Значит, в доллары веруете, Александр Петрович, — покачал головой Барсуков. — Заметьте, Евгения Юрьевна, как низко пал моральный облик нашего народа. Раньше верили в коммунизм, еще раньше — в Бога, а сейчас верят в ключи от зеленого рая. Наивные люди! Ведь их там никто не ждет. Все места давно уже заняты. А они в тщетной надежде цепляются ручками за белое облачко, пытаясь на нем удержаться. А их пинком — раз! — и полетели! И — шмяк о русскую грешную землю! Бо-о-ольно! — юродствовал Барсуков.

Евгения брезгливо смотрела на расстегнутый ворот рубашки директора с капельками пота на волосах и влажный от тела ключ с цепочкой. Ей не хотелось прикасаться к нему руками. Выручил ее Малиныч, который страсть как любил считать деньги — не важно, свои или чужие. Жилистой лапкой он цапнул теплый ключик и стал возиться с сейфом. Распахнул. Пачками лежали доллары, пачками и родные «деревянные». Естественно, Малиныч набросился на доллары, стал сортировать их по стопочкам. Вытянув шеи, все смотрели, как он священнодействовал. Франклин — к Франклину, Грант — к Гранту, потом пошли Джексоны, Гамильтоны, Линкольны и совсем уже незначительные Джефферсоны и Вашингтоны. В кабинете стояла гнетущая тишина, слышался только шелест купюр и царапанье по столу, как будто в комнате скреблась гигантская мышь. Мышь подняла голову и человеческим голосом произнесла:

— Не хватает.

— Ну, мы не гордые, — сказал Барсуков, — возьмем и рублями.

Российские деньги лежали в банковских упаковках, но Малиныч не верил даже Госбанку. Он разрывал упаковки, переламывал их пополам и быстро-быстро перебирал купюры пальцами. Барсуков смотрел на него с восхищением:

— Ну, Малиныч, ты профессионал! И зачем люди выдумали счетчик купюр? Я буду сдавать тебя в аренду.

— Вот наша доля, — сгреб к себе деньги Владимир Дмитриевич.

Барсуков поднялся.

— Ну что ж, — сказал он, — ложь их в кошелку. У вас есть к нам какие-нибудь претензии? — обратился он к директору. — Если есть, прошу только в письменном виде. Зарегистрируйте внизу в канцелярии, а мы в порядке очередности их рассмотрим.

Евгения взяла пепельницу, стоящую на столе, попросила у Малиныча зажигалку и подожгла накладные и договор. Держа их на весу и поворачивая так, чтобы пламя съело бумаги целиком, она дождалась, когда они сгорели. Потом в пепельнице растолкла золу.

— Теперь в бухгалтерию.

В соседней комнате главный бухгалтер, держась за сердце, уступила ей компьютер. Сеть позволяла Евгении уничтожить все следы сделки на всех компьютерах фирмы «Неофарм».

— На склад, — поднялась Евгения.

На складе та же мизансцена, какой мы ее оставили. Грузчики стоят лицом к стене и поплевывают, узбечки с тоской вспоминают родной махалля, завскладом сидит на стуле и держится за поясницу. Поведя дулом автомата, «негр» приказывает ему встать.

— Карточки складского учета, — требует Евгения.

— А у нас их нет, — пугается завскладом.

— Давайте что есть.

В конурке под лестницей Евгения обнаруживает канцелярские книги с записями о поступлении пенициллина и вырывает листы.

— Все. Можно ехать, — поворачивается она к молча стоящему Барсукову.

И кортеж покидает завод. Отъехав от Преображенки с километр, белая «Волга» впереди крытого грузовика останавливается. Малиныч выскакивает из легковушки и залезает в кузов, где на скамейках рядами, как оловянные солдатики, пристроив автоматы между ног, сидят чернолицые бойцы. Он отдает пакет старшему:

— Молодцы, хорошо поработали.

Тот кивает.

Грузовик, обогнув припаркованную «Волгу», уезжает, а Барсуков связывается по мобильному телефону с генералом от МЧП:

— Мы едем!

Мы едем, едем, едем в далекие края,

Веселые соседи, счастливые друзья! —

поет Барсуков во все горло. На светофоре они останавливаются. Май, тепло, окна машины открыты, и прохожие с улыбкой оборачиваются на белую «Волгу», в которой ликуют трое.

— Ну-с, господа, сегодня у нас ресторан! Сейчас отстегнем старому хрычу его долю, и гуляй, Вася, — в Пекин! Жень, как? Ласточкины гнезда пробовала когда-нибудь?

Евгения качает головой:

— Я сегодня не могу. Меня дома ждут.

— Ну, тогда мы с Малинычем в азербайджанское постпредство, пардон, в посольство завалимся.

Набирает номер по мобильному:

— Хелло, рестронт? Гив ми плиз мистер Октай! Октайчик, ты? Я тебя не узнал! Богатым будешь. Самолет из Баку пришел? Что привезли? Бараньи яйца? Осетрина тоже есть? Тогда весь самолет на наш стол. Зеленью посыпь, наршарабом облей, будем кушать его с хвоста. Часа через три мы у тебя. Давай!

Малиныч поворачивает от руля свое вытянутое к носу лицо и ощеривается, открыв шефу желтые прокуренные зубы. Усы у него шевелятся. Евгения с отвращением думает, что он и вправду похож на мышь. И цвет впалых щек серый, землистый. В Барсукове прогрыз дырку и в ней живет.

— Приехал Хрущев в Баку, — рассказывает Барсуков. — Белый царь, а с ним еще человек сто челяди. Подают Хрущеву бараньи яйца. «Попробуйте, Никита Сергеевич, это наш деликатес». Никита попробовал — вкусно. Посмотрел на министров своих — перед теми только плов. «Им тоже яйца дайте, чего они одну кашу едят?»

Малиныч захохотал так, что «Волга» чуть не запрыгала по асфальту. Евгения из вежливости поинтересовалась:

— Откуда вы знаете?

— Октайчик рассказал. Он не только Хрущева кормил, его Брежнев на бракосочетание дочери приглашал. Вот какие люди будут нас сегодня потчевать.