Операция "Пророк" - Игорь Атаманенко Страница 13

— Нет, — отрезал Олег.

— Видите ли, Олег Юрьевич, со следующей недели в мою учебную программу вводится еще один предмет. — «АРАП» по-прежнему протяжно смотрел на полковника.

«Черт подери, — мысленно ругнулся Казаченко, — зерна упали в благодатную почву. Ученик в достаточной мере овладел механизмом выведывания: не спрашивая ничего конкретного, недомолвками подвигает тебя к раскрытию тобой самим собственных карт, провоцирует на непроизвольное речевое высказывание, так, кажется, это называется у психологов. Меня пытается превратить в полигон только что приобретенного им оружия. Ничего не скажешь, ловок стервец!»

Оба молча смотрели друг на друга. В глазах «АРАПА» Казаченко читал немой вопрос: «Ну, как, удался мой психологический этюд?»

— Знаешь, Пал Палыч, похвально, что ты блестяще демонстрируешь усвоенные навыки психологического манипулирования собеседником. Не обижайся, но я ведь давно это уже проглотил и успел переварить, а переваренное, оно вошло в мою кровь и плоть. Ты же — только начал откусывать. Нет-нет, погоди!

Олег поднял руку, заметив, что Аношин намерен возразить.

— Еще раз прошу, не обижайся. Просто знай, что я здесь еще и для того, чтобы тебе не быть всё время другим, чтобы ты мог побыть самим собой. Умей переключаться, выпускать пар из котла, выходить из роли в присутствии своих, иначе от постоянного напряжения получишь нервный срыв. Хотя, с другой стороны, оттачивать тот клинок, который ты мне сейчас продемонстрировал, вернее, не давать ему тупиться, — надо! Пусть непричастные, сидя перед экраном, восхищаются умением разведчика жить двойной жизнью. Они ведь не знают, что привычка к раздвоению оказывает разрушающее воздействие на человеческую душу, убивая в нём самом некоторые качества, которые являются необходимыми для нравственного здоровья человека.

Знаешь, японские регулировщики на особо загазованных улицах Токио каждые сорок минут меняют друг друга. Сменившийся сразу припадает к кислородной маске и двадцать минут от нее не отрывается. Так и у разведчиков — с чужими играешь роль, то есть дышишь угарным газом, со своими, став самим собой, насыщаешь кровь кислородом. По-другому — хана! Сам себя перехитришь… Всё! Теперь — говори. Я слушаю.

— На следующей неделе, — опять улыбнулся Аношин, — мне предстоит пройти краткий курс истории КПСС и марксистско-ленинской подготовки. Лекции будет читать генерал Уткин. Возможно, будут семинары. Он сообщит дополнительно. Я, конечно, судить не берусь… Может, в вашей системе так положено. Но всего лишь месяц назад в Московском университете марксизма-ленинизма я получил диплом об окончании факультета партийного строительства. Так ли небходимо через месяц начинать всё заново? Если предстоят семинары, то мне не помешали бы мои конспекты, которые у меня на работе в сейфе… Но как объяснить моим сослуживцам, что мне вдруг для лечения гепатита понадобились теоретические труды классиков марксизма-ленинизма? Разумеется, если кто-то возьмется мне их передать в больницу… В противном случае мне придется всё, что скажет Уткин, конспектировать, готовясь к семинару…

Олег не верил своим ушам. Всё, что угодно, даже обучение искусству икэбаны, даже изучение Римского права, но история КПСС?! Маразм крепчает. Похоже, кто-то в руководстве Комитета решил, что коммунизм — это советская власть плюс и д и о т и з а ц и я всей страны.

А почему бы не прочитать «Краткий курс ВКП (б)» в родильном доме, в психбольнице?!

Казаченко был наслышан о генерал-майоре Уткине. Долгое время тот был секретарем парткома центрального аппарата КГБ СССР. Величина! А лет пять назад, будучи на пенсии, начал объезжать союзные веси с лекциями о развитом социализме. Не хватало, видимо, генеральской пенсии! Ну не сводил старик концы с концами, и всё тут! А так — 12 рублей за лекцию, плюс оплаченные гостиница и проезд в оба конца, плюс суточные, плюс машина с водителем, опять же при деле, у всех на виду, значит, — прежний почет и уважение!

Как сказал бы генерал Карпов, Олегу был нанесен удар «ниже пейджера». Он внутренне посуровел. Затем, одернув себя, пристально посмотрел на Аношина. Во взгляде можно было прочесть:

«Не дрейфь, мой смуглый губошлеп! Карпов, твой ангел-хранитель, в обиду Уткину тебя не даст!»

Вслух же произнес совсем другое:

— Ну, во-первых, не «в вашей системе», а уже в нашей… А во-вторых… Ничего не конспектировать… Перевяжешь руку… Порезался… На кухне!

— Буду предельно откровенен с вами, почтеннейший, — начал свою тронную речь Владимир Львович. — А чтобы убедить вас в том, что абсолютная конфиденциальность и анонимность прохождения вами в этих стенах необходимого курса лечения и реабилитации гарантируется, выражаясь языком банкиров, полностью и даже с процентами, не называйте мне своего имени-отчества. Меня также не интересует род ваших занятий. Мне достаточно того, что вы знакомы с моей старинной подругой и деловым партнером Ланочкой, которая пользуется моим безграничным доверием, по чьей рекомендации вы здесь, и по просьбе которой я готов уделить вам свое внимание соразмерно тяжести вашего казуса, а также объему накопленных мною знаний и опыта, чтобы не сказать э р у д и ц и и в области психоневрологии…

«Складно излагает, стервец! Такое вступление, да без запинки, да на едином дыхании, даже мне захотелось дух перевести, — подумал ОН. — Интересно, сколько ты слупишь с меня за курс?»

Как бы подслушав рассуждения собеседника, Владимир Львович изрек:

— Область медицины, в которой я практикую, приучает думать о деньгах в последнюю очередь… Психоневрология — это не зубодерство… И имеет она дело с тончайшей материей — душой, которая-то и относится к истинным ценностям, таким, как здоровье и любовь близких, дружба по велению души, привязанность к семье, детям — не так уж много, как видите… У меня, разумеется, есть почасовые расценки, но к ним мы вернемся по достижении устойчивого эффекта после окончания курса…

«Ловко доктор сажает меня на крючок… Может по завершении лечения машину потребовать, а может просто руку пожать за приятное времяпрепровождение… Вот и думай, как себя с ним вести!.. Да, малый не промах: сразу загоняет меня в рабство своим предложением обсудить цену за лечение по его завершении», — ОН с восхищением наблюдал за доктором.

— Видите ли, почтеннейший, я привык иметь дело с людьми, у которых в жизни на первом плане стоят идеалы чести, а не декларации и лозунги о них… Помните? «Душу — Богу, Сердце — Женщине, Жизнь — Отечеству, Честь — Никому!»

«Деньги — Доктору», — добавил про себя наш герой.

— Правда, в этом изречении нет ни слова о деньгах, — продолжал доктор.

«Опять подслушал, стервец!» — твердо сказал себе ОН.

— … ну что ж, от себя я добавлю: деньги — любовнице! Н-да… Так о чем это я начал?

— О людях чести…

— Так вот. В кресле, которое вы изволите занимать, перебывало множество достойнейших людей…