Брызги шампанского - Виктор Пронин Страница 14

Совсем скоро наступит саднящая пустота, примерно такая же, какая давно уже установилась во мне самом. Еще и поэтому не хотелось уезжать – достаточно было продержаться неделю-вторую, и тогда здесь можно будет залечь до следующего лета в полной безопасности. Я, кажется, даже простонал вслух от предвкушения этого блаженства – совершенно пустой поселок, грохочущее море, заснеженные горы и красное вино каберне, которым можно согреться в самые холодные ночи...

У разогретого за день парапета неизменно, как профиль Волошина на срезе скалы Карадага, стоял Жора Мельник, разложив свои каменные изваяния. Всю зиму в полном одиночестве бродит он по пустынным пляжам, подбирает после шторма занятные камни и с помощью обломка стального полотна выцарапывает из них все, что увидится его не совсем трезвому взгляду. А с наступлением лета выставляет на парапете длинный ряд всевозможных чудищ, девичьих головок, пожирающих друг друга змей и прочую нечисть.

Покупают.

– Привет, – я пожал его натруженную руку. – Как успехи?

– Один камень купили, два украли.

– Это считается хорошим результатом?

– Неплохим.

– Бывает хуже?

– Все бывает... Прошлым летом нечаянно заснул на пляже – украли целую сумку с камнями. Труд всей зимы. Глоточек?

– Можно.

Жора, не глядя, заводит руку за спину, берет с теплого парапета початую бутылку мадеры и наливает в фужер, который, видимо, на вечер одолжил в соседнем ресторанчике.

– Дыней закусишь?

– Закушу.

Из-за отсутствия ножа Жора режет дыню пилочкой для ногтей. Скибки получаются рваными, сочащимися, но на результат это никак не влияет. Мы пьем холодное горьковатое вино, закусываем дыней и смотрим на проходящие мимо поредевшие толпы отдыхающих. Через неделю их останется совсем мало, а еще через неделю они и вовсе исчезнут.

– Когда уезжаешь? – спросил Жора.

– Не знаю... Может, вообще останусь.

– На зиму?!

– А что? Не советуешь?

– Почему? Оставайся. Если духу, конечно, хватит.

– Хватит.

– Как тебе мое новое произведение? – Жора чуть сдвинулся в сторону, и я увидел стоящий на парапете каменный мужской член. Он был сработан трепетными Жориными пальцами с такими ошарашивающими подробностями, с таким точным соблюдением всех предусмотренных природой впадин и выпуклостей, что при первом взгляде на него брала оторопь.

– Неужели подобное возможно? – пробормотал я потрясенно. Взяв каменную стелу в руки, я внимательнее всмотрелся в это произведение. Все тело члена было испещрено какими-то растениями, ветвями, листьями, кажется, даже цветами. – А что это? – спросил я.

– «Древо жизни» называется. На женщин сильное впечатление производит. Мужья тащат их от этого члена, как от собственного позора, а они шеи выворачивают – все не могут взгляда оторвать.

– Почему?

– Только взглянув на это... на эту вещь, они понимают, как жестоко обошлась с ними жизнь, как убоги и бедны их постельные впечатления.

– Сколько хочешь за него?

– Пятьдесят долларов, – ответил Жора чуть дрогнувшим голосом – ему, видимо, показалось, что заломил многовато.

– Беру.

– Зачем он тебе?

– Не знаю... Вдруг пригодится... Может, подсвечник сделаю.

– Точно берешь?

– Сказал же.

– Пока оставлю, пусть стоит. Народ привлекает.

– Но он мой. – Я вынул из кармана и вручил Жоре пятьдесят долларов.

– А если б сто запросил?

– Дал бы сто.

– Пролетел, значит, – сказал Жора без сожаления.

– Так и быть, десятку добавлю.

– Не возражаю. Еще глоточек?

– Выпью.

– Я теперь богатый... Да, тебя тут одна девушка спрашивала.

– Девушка?

– Симпатичная такая, фигуристая. Не встречал ли, спрашивает, такого высокого, с короткой стрижкой, и на виске родинка, как след от пули...

– Так и сказала – след от пули?

– Так и сказала.

– Странное направление мыслей у девушки. Давно?

– С полчаса назад.

– Узнаешь?

– Узнаю, но раньше ее не видел. А вон она, – Жора показал пальцем в толпу.

Обернувшись, я увидел свою пляжную знакомую. Она опять шла с подружками, такими же до черноты загорелыми. Увидев меня, весело помахала рукой, подняв ее высоко над головой. Я ответил. Девушка что-то сказала подружкам, все весело рассмеялись и, не задерживаясь и не ускоряя шага, пошли дальше, увлекаемые разморенной жарой толпой.

У меня отлегло от сердца.

Киллеры не ходят толпами, не смеются весело при встрече со своими жертвами и не приветствуют их взмахами руки.

– Я понял, что она о тебе спрашивает, – сказал Жора. – Сказал, что да, бывает здесь такой. Слова о тебе хорошие произнес. У вас завяжется. Поверь моему южному опыту.

– Спросила еще что-нибудь?

– Как зовут спросила. Я сказал. Она твоя, не теряйся. Хочешь, отсеку ее подружек?

– Потом. Шампанского выпьем?

– Я вообще-то больше по мадере...

– Выпьем, – сказал я. – У меня с шампанским связаны неплохие воспоминания.

– Тогда надо, – согласился Жора.

В соседнем киоске я взял две бутылки завода «Новый свет». Когда-то в Москве мы гонялись за этим вином, а здесь его навалом. Как все меняется – то, что было почти недоступно, валяется под ногами. Бери – не хочу. А то, что казалось естественным, вдруг исчезло, и, кажется, навсегда.

Мы сели на парапет, открыли бутылку и стали по очереди прихлебывать из роскошного ресторанного фужера. За свой тыл я был спокоен – со спины только море, откуда ко мне не подобраться. А передо мной – медленно проплывающая толпа. Наступили сумерки, и торговцы осветили свои прилавки искусственными фонарями, подсветками, светильниками.

– Хочешь, прочту стихи? – спросил Жора.

– Свои?

– Конечно.

– Свои читай.

Ты проснулся – нет вина,

И к тому ж в чужой постели.

Значит – точно с будуна,

Значит – точно в Коктебеле!

– Неплохо, – сказал я, открывая вторую бутылку. – Мне нравятся. Они где-то напечатаны?

– Нет.

– Надо напечатать.

– Это не уйдет, – беззаботно ответил Жора.

– Уйдет. Все уходит.

– Но мы-то остаемся! – рассмеялся он.

– И мы уйдем.

– Как знать, – я чувствовал, что сзади, из-под моей куртки, четко проступают контуры пистолета, но это меня не беспокоило – за спиной был простор моря, оттуда просто некому было увидеть эти зловещие очертания.