Нечестивый союз - Сюзанна Грегори Страница 14

Студенты шумно спорили и обсуждали вопросы, не имевшие, как догадывался Бартоломью, ни малейшего отношения к медицине. Заметив преподавателя, они затихли. Бартоломью опустился в кресло возле холодного камина и с улыбкой обвел взглядом учеников. Он заметил, что одни с готовностью отвечали на его улыбку, в то время как другие поспешно отводили глаза – несомненно, они не потрудились подготовиться к сегодняшнему диспуту. Среди последних был и Сэм Грей – двадцатилетний юноша, чью голову украшала копна вьющихся каштановых волос. Судя по утомленному виду Сэма, он провел бурную ночь. И, конечно, сейчас его помыслы были далеки от трепанации черепа – темы сегодняшних занятий.

В свое время Бартоломью овладел основными хирургическими навыками под руководством своего наставника Ибн-Ибрагима. Многих коллег удивляло, что в своей практике он прибегает как к целебным снадобьям, так и к хирургическому ножу. Бартоломью не сомневался, что лекарства и хирургия должны дополнять друг друга, и хотел, чтобы студенты овладели обеими медицинскими специальностями. Его ничуть не смущало, что многие доктора считают, будто кровопускание и прочие хирургические операции – дело цирюльников. Пришлось ему столкнуться и с довольно серьезным затруднением – эдикт, принятый Четвертым церковным собором в Латерне в 1215 году, запрещал медикам-монахам проводить любые манипуляции, связанные с разрезами и прижиганиями.

– Итак, что же такое трепанация? – спросил Бартоломью.

На предыдущем занятии он подробно описал эту операцию и теперь желал узнать, задержалась ли в головах студентов хоть какая-то часть его рассказа.

По комнате пронесся приглушенный гул голосов, некоторые смущенно потупились. В воздух взметнулись две руки. Бартоломью заметил, что первым поднял руку Томас Балбек – самый прилежный его ученик.

– Не будете ли вы любезны рассказать нам об этом, мастер Грей? – зловредно спросил Бартоломью. Он был уверен, что Сэм Грей, пропустивший последнюю лекцию, не имеет о трепанации даже отдаленного понятия.

Грей, застигнутый врасплох, не утратил своей обычной самоуверенности.

– Трепанация, – произнес он бодрым тоном, – есть не что иное, как нездоровье, вызываемое опасениями лишиться головы вследствие отсечения оной.

Бартоломью едва сдержал смех. Да, если эти юнцы хотят с честью выдержать испытательный диспут, им пора забыть о легкомысленных привычках. Он заметил, что несколько студентов закивали головами в знак согласия, и подивился умению Грея убедительно произносить любую несусветную чепуху. В глубине души Бартоломью даже завидовал этой способности: во многих ситуациях столь неколебимая самоуверенность могла бы сослужить хорошую службу. Ведь зачастую уверенность врача передается больному и помогает ему справиться с недугом. Но, увы, Бартоломью совершенно не умел кривить душой. Ибн-Ибрагим частенько пенял ему за это. Доктор должен говорить больным лишь то, что они хотят услышать, утверждал старый араб. Воистину, это ложь во спасение, которая зачастую помогает жизни победить смерть.

– Возможно, у кого-то иное представление о трепанации? – осведомился Бартоломью, поднялся со своего места и стал прохаживаться взад-вперед перед камином.

Балбек вновь вскинул руку. Бартоломью сделал ему знак отвечать.

– Трепанация, – заговорил тот, метнув насмешливый взгляд на Грея, – есть хирургическая операция, при которой удаляется часть черепа, дабы ослабить давление на мозг.

– Хирургическая операция! – презрительно воскликнул один из францисканцев. – Пусть этим занимаются брадобреи.

Бартоломью приблизился к нему.

– Предположим, брат Бонифаций, к вам обратится больной, которого мучают головные боли и приступы тошноты. К тому же время от времени он впадает в бессознательное состояние, а руки и ноги отказываются ему подчиняться. Как вы поступите?

– Избавлю его от излишней крови при помощи пиявок, – незамедлительно ответил брат Бонифаций.

Бартоломью спрятал руки в складках мантии и подавил разочарованный вздох. Он уже привык к тому, что люди признавали кровопускание панацеей от всех недугов и предпочитали его более благотворным и менее болезненным средствам. Многие больные обратились к другим докторам, после того как Бартоломью не внял их настойчивым просьбам о кровопускании. Некоторые из них, получив, наконец, желанное «лечение», поплатились жизнью.

– И каково же действие кровопускания? – спросил Бартоломью, вновь устремив взгляд на молодого францисканца.

– Оно освобождает больного от избытка черной желчи и уменьшает давление на мозг. Таким образом, я излечу его, не прибегая к хирургии, – с торжеством в голосе заключил брат Бонифаций.

– Но если кровопускание не поможет, а, напротив, лишь усугубит недуг? – не унимался Бартоломью.

Он уселся на каменный подоконник и крепко сжал кулаки, спрятав руки в складках мантии, дабы удержаться от искушения схватить юного монаха за шиворот и вытрясти из него тупую надменность.

– Значит, этому человеку суждено оставить этот мир по воле Господа, – невозмутимо заявил брат Бонифаций. – Мне останется лишь исповедовать и причастить его.

Подобного заявления Бартоломью не ожидал. Этот юнец разрешал все вопросы с достойной удивления простотой.

– Однако умереть может всякий, не получивший надлежащей помощи, – возразил Бартоломью. – И тем из вас, кто не готов применять все известные способы лечения, чтобы победить недуг, не следует становиться докторами.

В комнате повисла напряженная тишина.

– Существует немало болезней, которые можно излечить лишь посредством хирургических операций, – продолжал Бартоломью. – Если бы Господь желал, чтобы люди умирали от подобных хворей, Он не просветил бы нас, докторов, светом знания. Господь же, напротив, даровал нам возможность исцелять страждущих при помощи хирургического ножа. И если устав вашего ордена запрещает вам брать в руки инструмент, а больному потребна операция, вам следует незамедлительно обратиться за помощью к цирюльнику, обладающему необходимыми навыками. Помните: долг медика – спасать человеческие жизни и облегчать страдания.

– Мой первейший долг – служить Господу! – с пылом воскликнул Бонифаций.

Он постарался придать своему лицу самое благочестивое выражение, но вспыхнувшие в глазах злобные огоньки свели его усилия на нет.

– Доктора служат Господу, исцеляя больных, – веско произнес Бартоломью. Ему не раз доводилось вести подобные споры с отцом Уильямом. – Господь даровал нам знания, Он дал нам возможность помогать людям. Используя эти знания, вы выполняете Его святую волю. Тот же, кто пренебрегает Господним даром и предпочитает влачить свои дни во мраке невежества, совершает великий грех.

– А почему вы полагаете, что использование пиявок менее угодно Господу, чем хирургическая операция? – не сдавался Бонифаций.

– Господу угодны те средства, при помощи которых можно спасти жизнь больного, – парировал Бартоломью. – Если таковым средством окажутся пиявки, я не стану ими пренебрегать. Когда же опыт мой подсказывает, что для исцеления необходимы другие, более действенные методы, я непременно обращусь к ним. В противном случае я нарушил бы свой долг перед Богом.