Утопи свои обиды - Лев Альтмарк Страница 14

Сашка неопределённо пожал плечами и ничего не ответил.

— Хотите ещё денёк-другой подумать над моим предложением? — не отставал мужчина.

— Нет. — Сашка тяжело вздохнул и посмотрел ему в глаза. — Нет у меня времени раздумывать… Мне нужно будет с вами связаться, когда приеду в Израиль?

— Вот совсем другое дело! — почти пропел мужчина. — Об этом не беспокойтесь. Как говорят в шпионских фильмах, мы сами разыщем вас. Вы только помните, что человек, который придёт от нас, передаст вам привет… ну, скажем, от Василия Степановича.

— От Горбатенко?!

— Да хоть от него… Ещё вопросы есть?

— Вроде нет.

— Тогда можете идти. И счастливого вам пути!

Сашка встал, перевёл дыхание и вдруг вспомнил:

— А рапорт? Когда его полковник подпишет?

— О рапорте не беспокойтесь. Спокойно идите и собирайте вещи для отъезда. — Мужчина хмыкнул и прибавил: — И не забудьте прихватить с собой томик Шевченко.

— Зачем?

— Для жены. Не одного же Шолом-Алейхема ей там читать…

Последний раз Сашка шёл по коридорам управления, и ему почему-то очень не хотелось встречаться с бывшими сослуживцами. Все, конечно, знали о его отъезде, но лишний раз выслушивать слова прощания, будто его хоронили заживо, было для него пыткой. Где-то за дверями отделов слышались голоса, два бодрых сержанта провели мимо него избитого кавказца в наручниках, где-то плакала женщина — всё шло своим чередом, как и в любом милицейском подразделении.

И ещё очень не хотелось встретить напоследок Горбатенко. В принципе, ничего плохого полковник ему не сделал, а пару раз даже прикрыл от прокурорского гнева. Его же занудство и буквоедство — что ж, у каждого свои тараканы в голове. Будем помнить о нём только хорошее, решил Сашка и вышел на улицу.

Если до похода к начальству где-то в глубине души было смутное сомнение в том, не совершает ли он ошибку, так поспешно уезжая в Израиль, то теперь сомнений не было. Общение с гебешником только подстегнуло скрытое недовольство, которое, оказывается, вызревало в нём издавна, но до сегодняшнего дня он старался не обращать на это внимания, считая, что таковы правила игры, и никуда от них не деться. Хоть никаких формальных обязательств он сегодня не давал, всё равно было крайне неприятно.

Сашка глубоко вздохнул и пошёл домой, твёрдо решив, что ничего ни для кого делать не будет. Пускай его находят и передают приветы хоть от Горобченко, хоть от самого министра внутренних дел. Там-то они уже ничего ему не смогут сделать, а он сможет — послать всех на три весёлые буквы…

Израиль Сентябрь 2011

Не отрываясь, я глядел в окно кафе, и руки у меня подрагивали. Водка, которую я собирался допить до прихода моего инструктора, осталась нетронутой.

— Ни хрена себе! — только и бормотал я беспрерывно, потом зачем-то торопливо вскочил из-за стола и выбежал на улицу.

Вокруг лежащего мужчины уже собрались люди, и кто-то истошно кричал в трубку сотового телефона, вызывая скорую помощь. Но было уже ясно, что «амбулансу» можно не спешить. Мужчина был мёртв.

Я медленно шёл к трупу и вдруг словно наткнулся на преграду. Неясная и страшная догадка пронзила меня: а ведь этот мужчина шёл именно ко мне, и кто-то подстерёг его, наверняка зная, куда он направляется! За что его убили? По неосторожности? Мог ли он стать случайной жертвой местных бандитов, с завидным постоянством прореживающих своё расплодившееся поголовье? И сам себе тотчас ответил: вряд ли…

На негнущихся ногах я вернулся за свой столик в кафе, налил рюмку водки, выпил её, а потом налил ещё одну. В голове был полный сумбур. Руки подрагивали, но я полез в карман за телефоном и набрал номер Сашки Гольдмана. Прождав минуту и услышав, что абонент недоступен, я уронил руки на стол. Именно такое развитие событий я почему-то и предполагал.

Тем временем к лежащему на тротуаре мужчине подкатил мигающий пёстрыми тревожными огнями «амбуланс», а следом полицейская машина. В сгущающемся сумраке блики от их мигалок весело скользили по сторонам, выхватывая из тени то толпящихся людей, то какие-то блестящие приборы врачей, то серые плитки тротуара. Наконец, труп погрузили на носилки, и «амбуланс» укатил, уже не завывая сиреной, как вначале. Полицейская машина пока осталась на месте происшествия, и один из копов направился к кафе, где я заседал, опрашивать свидетелей.

Он присаживался за столики к немногочисленным посетителям, что-то спрашивал и переходил к следующим. Наконец, дошёл черёд до меня. Механически отвечая на стандартные вопросы, я бессмысленно разглядывал полицейского и почему-то думал, знаком ли он с Сашкой Гольдманом или нет. Однако спрашивать не стал, лишь сообщил, что да, машину, сбившую человека, видел, но номеров не рассмотрел, потому что всё произошло стремительно. О том, что погибший направлялся ко мне, я благоразумно сообщать не стал.

После ухода полицейского, я некоторое время сидел неподвижно, а потом меня стала бить крупная дрожь.

— Вам плохо? — раздался за спиной голос девочки-официанки.

— Да, подобных вещей я ещё не видел… Шёл себе человек по улице, здоровый и полный сил, по каким-то своим делам, а его раз — и сбивают… Мгновение — и его больше нет. Страшно…

— Я принесу вам ещё водки. Хотите? — скорее утвердительно, чем вопросительно, сказала официантка.

— Несите…

Через минуту на моём столе появился новый графинчик. Не дожидаясь салата, я выпил очередную рюмку, и вдруг меня начало тошнить. Неуверенно поднявшись, я махнул рукой официантке и помчался к туалету.

Когда я вернулся к столику, вытирая на ходу лицо бумажной салфеткой, девочка-официантка присела напротив меня и громким шёпотом сообщила:

— А ведь я обратила внимание, что этот мужчина направлялся именно к вам. Ведь так? А вы об этом полицейскому не сказали.

— Ну и что? — поморщился я. — Какое вам дело до этого?

— Ровным счётом, никакого. — Девушка пожала плечами, но не ушла. — Вот мне и кажется, что убили его совсем не случайно, и вы должны знать причину. Я ещё днём обратила на вас внимание, когда вы сидели здесь с полицейским.

— Ошибаетесь, — сразу насупился я и стал врать, — нет никакой связи между моей встречей со знакомым полицейским и смертью этого мужчины. Я и увидел-то его всего за минуту до гибели.

— Неужели? — хитро прищурилась официантка. — Ну, не хотите рассказывать, не рассказывайте.

— Почему я должен вам что-то рассказывать? — удивился я. — Кто вы такая?

Это прозвучало настолько грубо, что девушка молча встала и отошла от столика в глубину кафе.

Я просидел ещё минут двадцать, допил водку и без аппетита поковырял вилкой в новой порции салата, а потом решил, что пора уходить, ведь дожидаться мне уже некого, тем более, посетителей почти не осталось, и кафе закрывалось — коренастая таиландка мыла полы, а юноши-официанты таскали на кухню какие-то гремящие эмалированные посудины.