Завтра утром - Лайза Джексон Страница 15

Он прошел к столу и в потрескавшемся овальном зеркале увидел свое отражение, освещенное сзади экранами. На него смотрели ледяные глаза — глаза, которые можно было бы назвать беспокойными, порочными, притягательными, равнодушными. Их обрамляют колючие ресницы, защищают густые брови, одну из которых пересекает небольшой шрам. Этот недостаток только добавлял ему привлекательности в глазах женщин; многие считали его грозным и опасным.

Чувственным.

Задумчивым тихоней со своими тайнами.

Если бы они только знали.

Он осмотрел свой торс, мускулистый от постоянных занятий. В армейском ключе. Отжимания на кончиках пальцев, сотни подтягиваний и приседаний. Плавание. Бег. Нагрузки. Совершенствование. Каждая мышца точеная.

А как бы иначе он смог выжить?

Он открыл второй ящик шкафа и посмотрел на одежду. Кружевное черное белье — комбинация, бюстгальтер и трусики… Белье этой шлюхи, Барбары Джин Маркс. Там были и другие вещи — полусгнившие, с тела мертвой женщины. Вонючие, грязные, сейчас они лежали в отдельном пакете. Конечно, ему нужно было это старое белье для полной коллекции, но он не хотел, чтобы рваные, грязные гнилые тряпки лежали вместе с дорогими шелковыми трусиками, комбинацией и бюстгальтером Барбары Джин Маркс.

Он трогал белье этой шлюхи, пропускал шелк между пальцами, и тепло разливалось по телу. Закрыв на секунду глаза, он поднес трусики к носу и ощутил, как твердеет в паху. Он вожделел ее так же сильно, как ненавидел. Вожделел, как все нормальные мужчины.

А что в тебе нормального, ты, бестолковый мешок с дерьмом?

От этого голоса его плоть улеглась, и он заставил себя не слушать колкости, все еще звучащие в мозгу. Он свернул белье Барбары Джин, положил в отдельный пакет и тут же отругал себя за то, что потерял кольцо… черт подери, ему нужно было это кольцо, он уже представлял, как гладит блестящие камушки и смотрит по телевизору репортаж о странной смерти Барбары Джин Маркс, бывшей модели, богатой жены. И все-таки он умудрился посеять это проклятое кольцо. Снова ошибка. Он стиснул зубы.

Уложив одежду во второй ящик, он заметил капли засохшей крови на столе и слегка коснулся их подушечкой большого пальца. Он часто так делал. Просто чтобы вспомнить. Но он старался не стирать капли совсем — ему нужно было, чтобы они остались, даже те, которые стекли вниз. Несколько пятен темнело на верхнем ящике и рядом с замочной скважиной, но он не стал его открывать. И не будет. Это потайное место священно. Его нельзя осквернять. Он потрогал цепочку на шее и ключик на ней.

Иногда возникал соблазн разомкнуть золотую цепочку, вставить ключ в замок и услышать, как он поворачивается. Старый ящик, запечатанный кровью, некогда липкой, медленно откроется, и тогда…

Нет! Он никогда не откроет этот ящик.

На магнитофонах горели индикаторы записи. Можно уходить. В свою другую жизнь. Облизав губы, он постарался унять сердцебиение, в последний раз посмотрел новости, любуясь переполохом, который вызвал. Благодаря жуткой смерти этой шлюхи. Он снова представил, как она лежит в гробу, как ее тело содрогается от ужаса. Он мог бы вытащить гроб на поверхность, стать ее героем и взять ее. Она сделала бы для него все. Раздвинула бы ноги. Взяла бы в рот. Все, что угодно.

Он почувствовал желание, по телу прокатилась волна похоти, и тут он представил Пирса Рида с ней в постели.

Ублюдок.

Внезапно у Супергероя пересохло во рту. Куда-то исчезла вся слюна. Он уставился в телевизор и вспомнил, как вводил иглу ей в руку… Она задыхалась, кричала, потом потеряла сознание и… Гудки вывели его из забытья. Он очнулся и понял, что время вышло. Быстро выключив будильник на часах, выскочил из комнаты и, пока магнитофоны записывали каждый кадр новостей, тихо двинулся по темным коридорам, которые немногим отличались от тоннелей. Он готовился встретить холодное зимнее утро и новый день.

Его время наконец пришло.

Он осторожно крался в тени. Уже опустились сумерки, он смертельно устал, а если его поймают, он, наверное, потеряет работу. Но все же Рид, пройдя через заднюю калитку, нашел запасной ключ, который Бобби всегда держала за краном для шланга, вошел в гараж, разулся и направился в кухню. Размытые тени; над камином, как всегда, мягко горит светильник. Он уже много месяцев не был в коттедже, но все помнил. Прийти в дом он рискнул лишь потому, что был уверен: от расследования его отстранят. Как только окружной прокурор обнаружит, что Рид был близок с жертвой, его перебросят на другие дела, и вся информация по смерти Бобби станет ему недоступна. Что выводило из себя.

В одних носках он прошел по стертому паркету из небольшой столовой в гостиную, заставленную, как он помнил, мебелью и растениями. На кофейном столике валялась раскрытая газета. Он не стал ее трогать, но заметил, что это утренний выпуск «Саванна Сентинел» двухдневной давности. Бобби — или кто-то еще в коттедже — читала местные новости. Самый жирный заголовок касался проекта реконструкции исторического района, статья была подписана именем Никки Жилетт. Одна из самых неприятных женщин, которых он встречал, из тех беспринципных журналисток, «полцарства за статью», такие всегда лезут вперед. Хорошенькая, правда: кудрявые светло-рыжие волосы, яркие глаза, подтянутая попка, но лучше с ней не связываться. Не только агрессивная журналистка, но еще и дочь Его Чести судьи Рона Жилетта.

Рид осторожно перевел свет фонарика с газеты на тарелку с подгорелым недоеденным тостом. На краю тарелки застыл джем. На кромке чашки с кофе, опять же недопитой, следы губной помады. Завтрак двухдневной давности.

Он прошел в спальню. Простыни смяты, наполовину сползли с кровати, подушка на полу, но по опыту он знал, что это вовсе не следы борьбы. Бобби всегда оставляла кровать неубранной.

— Так ведь сексуальнее, правда? — спросила она однажды, стоя на цыпочках и целуя его в шею. — Кажется, будто здесь только что занимались любовью и всегда готовы продолжить.

Она никогда не видела его по-военному строго заправленную кровать и аскетичную комнату с единственным шкафом, тринадцатидюймовым телевизором, маленьким зеркалом и тренажером «гребля».

Дверца шкафа тоже была открыта. Рид посветил фонариком внутрь. Из корзины для грязного белья вывалилась на пол одежда, прямо над нею висели платья. Чистой тряпкой он открыл ящики и обнаружил белье, футболки, шорты, саше. Ничего особенного. На ночном столике лежали вибратор, кремы, бумажные платки, порванная фотография Бобби в подвенечном платье и потрепанная Библия. Ничего необычного. Ничего подозрительного.

Такой же беспорядок царил и в ванной. На полочке громоздились пузырьки с косметикой, шампуни, аспирин, лосьоны. У огромного зеркала с подсветкой лежала расческа с застрявшими в ней темными волосами. В аптечке находились мази, кремы, средства интимной гигиены, лаки для ногтей и лекарства: болеутоляющие и месячный комплект противозачаточных таблеток.

Явно давно не использовались.