Пандемия - Франк Тилье Страница 15

– Наш лебедь был на гнездовье в России и начал свой перелет в конце сентября. Его звали Мак-Дум… Глупо давать имена лебедям, вы не находите?

– Ураганам же дают, – отозвался Жоан.

– Ладно, пусть. Итак, наш милейший Мак-Дум пересек Белоруссию, Польшу, потом… он прибыл… сюда…

Он чуть отстранил карту от стекла и ткнул пальцем в север Германии:

– На остров Рюген. Самый большой принадлежащий Германии остров в Балтийском море. Настоящий миграционный перекресток для тысяч птиц – журавли, гуси, лебеди, всевозможные пернатые прилетают сюда набраться сил на день или два, чтобы продолжить свой долгий путь. Мак-Дум приземлился здесь седьмого ноября, у меня есть точные GPS-координаты места его пребывания, дивной красоты водоема. Он улетел на следующий день. Наш милейший Мак-Дум пролетает над северным побережьем Германии, делает несколько привалов и наконец приземляется в природном заповеднике Цвин в Бельгии, где и умирает одиннадцать дней спустя от вашего птичьего гриппа H1N1.

Он сложил карту и серьезно посмотрел на двух ученых:

– Ни одна птица не умерла на востоке острова Рюген. И я проверял, все виды, затронутые вирусом, делают остановку на этом немецком острове, прежде чем продолжить свой путь.

Амандина нахмурилась:

– Значит, очаг заражения находится точно на острове Рюген… Но зараженные лебеди, которые летели вместе, должны были умереть одновременно, разве нет? Все затронутые виды должны были умереть в нескольких сотнях километров от острова, когда разразилась эпидемия?

– Вирусы могут функционировать по-разному у птиц и у людей, – возразил Жоан. – Есть две гипотезы. Возьмем случай лебедей. Гипотеза номер один: они все одновременно подцепили вирус на Рюгене, но некоторые особи или некоторые виды восприимчивее других к микроорганизму и умирают раньше. Другие птицы прекрасно могут быть носителями болезни, оставаясь при этом здоровыми и играя лишь роль переносчиков. Таким образом, вирус может жить у них очень долго без малейших тревожных признаков.

– Как, впрочем, и у людей, – заметил Фонг. – Некоторые могут подцепить вирус гриппа, даже не зная об этом, и просто быть носителями, другие отделаются легким насморком, а третьи от него умрут.

– А гипотеза номер два? – спросила Амандина.

– Один лебедь подцепил вирус на Рюгене. И он передает его другим во время остановок, через свои испражнения. Это менее вероятно, но возможно. Вирус размножается и распространяется в воде или в иле, другой лебедь контактирует с водой и подцепляет вирус. Он умирает где-то дальше. И так далее. Ничто не мешает объединить две гипотезы. Короче, все это сложно, мы ничего не знаем о новом штамме, возможно, он проявляет ультрарезистентность в естественной среде. Вирусы гриппа так мутируют, что могут вести себя очень по-разному в разных штаммах и у разных видов.

Фонг принес свой ноутбук.

– Да, это настоящие боевые машины, запрограммированные на максимально быстрое распространение и размножение… Мой знакомый из ВОЗ сообщил мне, что немецкие власти частично закрыли доступ на остров Рюген вчера вечером. Сделанные снимки поступили в SHOC Room, затем к высоким чинам ВОЗ. Так что, я думаю, ваш Александр Жакоб в курсе с сегодняшнего утра.

Амандина и Жоан удрученно переглянулись. Жакоб, конечно, не все им рассказал, вечно он прячется за печатью пресловутой «секретности».

– Стало быть, наш H1N1 родился на этом острове, – сказал Жоан. – Со всеми этими разными видами птиц и их контактами через экскременты и оперение он может быть результатом случайной мутации, дурной игрой природы…

– Это было бы возможно, не будь снимков, которые я вам сейчас покажу. Вы не поверите своим глазам.

Фонг вывел на экран фотографию и повернул его к стеклу. На ней был мертвый лебедь, частично разложившийся, плавающий в лужице воды.

– Снято вчера вечером, около семи, в час обнаружения, на острове Рюген. Немецкие ветеринарные службы нашли на острове двадцать лебедей в таком состоянии, в разных местах, где концентрация перелетных птиц очень высока. Все делалось, разумеется, в полной секретности, с периметром безопасности под защитой полиции.

Он развернул вторую карту, почти новенькую, на которой была изображена Германия.

– Откуда ты взял эту карту? – спросила Амандина.

Фонг смутился:

– В книжном магазине в центре. Все в порядке, я был осторожен. Надел перчатки, взял новую маску и выбросил ее, вернувшись, в корзину для заразных отходов, ясно?

Амандина начала жалеть, что втянула его в это дело. В азарте Фонг нарушил установленные правила, пусть даже чуть-чуть.

– Ты не должен был ни в коем случае выходить один. Это запрещено, ты же знаешь.

– Все хорошо, Амандина. Это больше не повторится, договорились?

Молодая женщина с трудом сосредоточилась на карте, когда муж повернул ее к ним.

Он отметил точками двадцать мест на острове Рюген.

Жоан всмотрелся и вытаращил глаза:

– Ты шутишь?

– Поверь мне, я не шучу такими вещами.

Жоан вздохнул и поерзал в кресле, держась за голову. Амандина же застыла, уставившись на карту. Двадцать точек, изображавших мертвых лебедей, расположенных друг от друга, судя по масштабу, в нескольких сотнях метров, образовали три идеальные окружности.

Три концентрические окружности.

Фонг отхлебнул чая.

– Природа не могла сотворить «это».

Ученые кивнули. Они просто остолбенели. У Амандины не укладывалось в голове то, что видели ее глаза. Эта геометрическая фигура была вызовом логике.

– Если не природа расположила мертвых лебедей так, что они образуют три концентрические окружности, значит это…

– …кто-то. Кто-то, хотевший, вероятно, распространить вирус гриппа в природе, используя лучшее орудие распространения из всех возможных…

– Птиц.

От этих слов в комнате повеяло холодом. В эту минуту завибрировал мобильный Жоана. Жакоб интересовался госпитализацией Бюиссона. Поговорив несколько минут, он отключился.

– То, чего мы боялись, сами себе в этом не признаваясь, идет полным ходом.

Встревоженные лица. Сжатые губы. Фонг стоял, насторожившись, по другую сторону стекла.

– Еще случай?

– Госпитализирован в Ларибуазьер.

Сидя в своем кабинете, Николя Белланже держал в руках фотографию в рамке.

На глянцевой бумаге красовалась женщина внушительной стати с короткими темными волосами. Улыбка озаряла ее прямые, угловатые черты. Это была Камиль, она работала в жандармерии на севере страны, женщина, в которую он безумно влюбился.

Чуть больше года назад Камиль пересадили сердце во второй раз. У нее был врожденный порок сердца, и первая пересадка, сделанная двумя годами раньше, была отторгнута ее организмом. К счастью, ей нашли новое совместимое сердце и второй раз вскрыли грудь. Тяжелая операция прошла успешно, и по сей день новая сердечная мышца исправно выполняла свою роль. Ни хронического отторжения, ни других тревожных сигналов. Однако реабилитация была непростой.