Противоядие от алчности - Кэролайн Роу Страница 16

Юдифь давно подозревала, что ее муж толкует религиозные законы так, как ему удобнее, но она не имела ни навыков, ни знаний, чтобы спорить с ним. Она взяла ложку и попробовала суп. Ей очень хотелось есть, и суп оказался, как он и говорил, просто восхитительным. Прежде чем она поняла, что сделала, она разделалась с супом и принялась за тушеную говядину.

— Вон там — ветчина, — сказала она.

— Тогда советую не есть ее, моя дорогая, — заметил се муж.

— Поскольку мы прибудем в Барселону в конце недели, — заметил Бернат после еды, когда они прогуливались по прилегающем к замку парку, — мы не сможем уехать до понедельника. Это может вызвать неприятные толки.

— Мы уедем, — сказал Беренгер, — как только я передам это письмо Его Величеству, независимо от того, даст ли он мне аудиенцию или нет. Если мы останемся до понедельника, то не сумеем вовремя добраться до Таррагоны и опоздаем на совет.

— Следует ли мне предупредить остальных, чтобы были наготове отправиться в любое время? — спросил Франсес. — Аббатису? Лекаря и его семью?

— Да. И скажите господину Исааку, что я хотел бы поговорить с ним.

Аббатиса Эликсснда вышла из-за стола в большом зале и взглядом, который был так хорошо знаком сестрам-монахиням, приказала своим спутникам следовать за ней. Сестра Марта, всегда неторопливая, с похвальной поспешностью подошла к аббатисе.

— Мы прибудем в Барселону в четверг вечером, а уедем в субботу или в воскресенье утром, — сказала аббатиса Эликсенда.

— Я уже размышляла над тем, что могло случиться, госпожа, — сказала сестра Марта. — Мы останемся во дворце епископа?

— Думаю, нет. Мы сами найдем, где разместиться.

— Конечно, госпожа, — сказала сестра Марта. — Аббатиса монастыря Святой Клары будет рада принять нас.

— Нет, — ответила Эликсенда.

— Они не будут нам рады?

— Мы не можем позволить себе остаться с ними. И так уже ходят разговоры о мирском поведении и о некоторой излишней свободе в этом монастыре. Я с удовольствием повидалась бы с аббатисой. Это очень интересный человек, большого достоинства и учености, — сказала Эликсенда, — но…

— Она не слишком крепко держит в руках своих монахинь, — закончила сестра Марта. — Я слышала это.

— А так как мы здесь не для нашего удовольствия или развлечения, я предлагаю отправиться искать убежища у сестер Сан-Пере-де-лес Пуэллес, — быстро сказала Эликсенда. — Никто не сможет обвинить нас за то, что мы остановились у них.

— И к тому же этот монастырь расположен неподалеку от дворца, — заметила сестра Марта.

— Что понравится епископу, — сухо добавила Эликсенда.

— Я согласна, что наиболее правильным будет остановиться в самом строгом сестринстве, госпожа Эликсенда.

— Исаак, друг мой, — сказал Беренгер. — Боюсь, что сегодня вечером мне придется оторвать вас от семьи. И я не уверен, что дело того стоит.

— Вы больны, ваше преосвященство? — спросил лекарь.

— Нисколько. У меня нет подобного оправдания. Просто я хотел поговорить с вами.

— Для меня нет ничего приятней. В этом саду очень мило, а хорошая компания только прибавит удовольствия.

— Присядем? Здесь поблизости есть скамья. Она выглядит весьма удобной и расположена достаточно далеко от посторонних глаз и ушей.

Исаак положил руку епископу на предплечье и позволил отвести себя к скамье. Беренгер сел рядом. Они погрузились в тишину, длившуюся несколько долгих, томительных мгновений.

— Мы будем говорить о личных делах, ваше преосвященство?

— А что еще заставило бы меня опасаться любопытных глаз? Однако я не уверен, господин Исаак, — сказал Беренгер, — что вы с вашей логикой сможете помочь мне. Исаак, эта смерть монаха вызывает у меня нехорошие предчувствия.

— Предчувствия, ваше преосвященство? Почему? У любого человека возникло бы чувство жалости и ужаса от такого преступления, но почему предчувствие?

— Вы слышали содержание письма, Исаак. Оно было наполнено ужасом еще до того, как оказалось залитым кровью. Брат Норберт — кто это, Исаак? — брат Норберт был в ужасе, когда писал.

— Вас обманули глаза, — сказал Исаак. — Ваше преосвященство, кровь, которой покрыто письмо, заставляет вас ощутить ужас умирающего человека. Я не мог видеть кровь и поэтому услышал только корыстные оправдания человека, который боится наказания за свои преступления. Когда он писал это, что бы он ни говорил, он боялся позора и тюрьмы больше, чем внезапной смерти.

— Вы слишком бесчувственны, Исаак. Там ощущался ужас.

— Некоторый страх, да. Согласен до некоторой степени признать ваше утверждение, что в его словах был страх, ваше преосвященство. Вы же, в свою очередь, должны признать, что потребность в корыстном самооправдании там также чувствовалась.

Епископ помолчал.

— Мне становится легче на душе после ваших четких рассуждений. Но кем был этот человек? Норберт де С., неизвестный соборным каноникам. По его словам выходит, что он хорошо меня знал, господин Исаак. Все же я не могу вспомнить ни одного Норберта, который бы был францисканцем, с фамилией, начинающейся на «С».

— Это действительно странно, — заметил Исаак. — У вашего преосвященства хорошая память. Этому должно быть объяснение, и если мы поймем, кто он, то поймем и причину, по которой вы не можете его вспомнить.

— Кем бы он ни был, Исаак, он должен быть отмщен. Независимо от того, какие грехи он, возможно, совершил, он умер, совершая достойное деяние. Он искал моего прощения за свои заблуждения. Он считал себя членом моей паствы и рассчитывал на мою защиту. Вместо этого он был убит почти у стен моего собора.

— Отомстить за него было бы легче, если бы мы знали, кто он, — сказал Исаак.

— Это правда, — сказал Беренгер. — Но как мы узнаем это? Исаак, я уверен, что это довольно просто, но я так устал, к тому же происки моих врагов сильно утомили меня, и я не могу понять, что мне делать дальше. Именно поэтому вы нужны мне. Бернат и Франсес заняты только моей безопасностью и защитой моих интересов, и они искренне желали бы, чтобы я не занимался делами этого Норберта.

— Что мы знаем о нем?

— Ничего, — устало ответил Беренгер. — Вообще ничего. За исключением того, что он был одет как францисканец.

— Нет, — сказал Исаак. — Мы знаем, что он назвал имя Родриго де Лансии; он также знал человека, имя которого скрыто пятном крови. Он, возможно, знал Гуго де Лансию. Если ваше преосвященство мог бы написать этому Гуго де Лансии…

— Не Гуго, я полагаю, — сказал Беренгер, и в его голосе послышался живой интерес. — Я не стану беспокоить его в это трудное для него время. У меня есть более близкий друг, который к тому же живет поблизости. Это превосходная идея. Бернат! — позвал он. — Франсес изложит вам мои соображения об изменении планов нашего путешествия. Франсес!