В Милуоки в стикбол не играют - Рид Фаррел Коулмен Страница 16

– Ты все еще не спишь?

– Нет.

– Что-то случилось?

– Ничего, – солгал я.

– Дядя Дилан не умеет врать. – Она провела пальцем по моим губам. – В темноте ложь видна очень хорошо.

Она заменила пальцы губами и повернула меня на спину. И даже когда она зацеловывала меня до беспамятства, я вел тихую войну со своими подозрениями. Подозрениями, которые говорили гораздо больше обо мне, чем об их цели.

Когда я открыл глаза, Кира уже встала. Она была одета и сидела на краю кровати, читая мой факс. Заметив, что я проснулся, она улыбнулась и положила бумаги на стол.

– Ну давай, вставай, – сказала она. – Я хочу угостить тебя завтраком.

– А как же занятия?

– Я прилежная ученица, но даже я даю себе отдых по субботам.

Я принял душ и, прежде чем мы спустились вниз, рассказал ей о моей новой преступной жизни и о встрече с деканом Далленбахом. Я сказал ей, что за нами будут следить и что я пойму, если она не захочет, чтобы ее видели со мной. С гневом декана Далленбаха она как-нибудь справится, но если она немедленно не поест, на руках у меня окажется труп.

– Даже и не думай, – отозвался я. – За сложную уборку гостиница берет дополнительные деньги.

Мой приятель портье снова находился на своем месте за стойкой. Когда я остановился, чтобы узнать, как прошла доставка кофе, он проявил по отношению ко мне необъяснимую холодность. Едва выдавил из себя: «Нормально», – и повернулся ко мне спиной. Я решил, что дело либо в утреннем запахе у меня изо рта, либо в присутствии рядом со мной Киры. И поскольку зубы я чистил и рот полоскал, то предположил, что дело в Кире. Я начинал уже по-настоящему ненавидеть этот городишко. Когда же я открыл рот, чтобы призвать портье к ответу, Кира потянула меня за локоть к дверям.

– Ну и мерзавец! – прошипел я, когда мы вышли под снежный душ – Интересно, что ему не понравилось – наша разница в возрасте или то, что ты японка?

– Ни то ни другое. – Она подмигнула. – Думаю, он не любит евреев.

– Точно!

Я погнался за ней и толкнул в сугроб. С чувственной улыбкой она поманила меня к себе. Когда я приблизил к ней лицо, Кира набила мне рот снегом. Я все равно поцеловал ее, но когда поднялся, чтобы глотнуть воздуху, заметил футах в двадцати от нас синий фургончик, припарковавшийся у кромки тротуара. Выступать перед публикой у меня желания не было, поэтому я поднял Киру, и мы пошли завтракать.

– Не хочу совать нос в твои дела, – сказала она, ерзая на своем стуле, – но тот факс у тебя на столе имеет какое-то отношение к Заку?

– Нет, только косвенно. Это просто кое-какие исследования для моей новой книги, – непонятно зачем солгал я. При свете дня это получалось у меня лучше. – И ты не суешь нос в мои дела. Я рад, что кто-то в этом проклятом месте искренне интересуется Заком.

– От него ничего нет?

Я знаком попросил у официантки еще кофе.

– Нет, но я думаю, что существует какая-то связь между исчезновением Зака и судом над Валенсией Джонс.

– Почему ты так думаешь?

Я помедлил, дожидаясь, пока официантка нальет кофе и уйдет. И рассказал Кире об убийстве детектива Калипарри и газетных вырезках в его банковской ячейке.

– Значит, прямой связи нет? – задала она очевидный вопрос.

– Пока нет, но у меня не было возможности установить ее. И теперь из-за ограничений декана Далленбаха… – Я глянул в окно на мои тени в фургончике. – Ты не знаешь, мой племянник и Валенсия Джонс не были знакомы?

– Извини, не знаю.

– Не переживай. В любом случае это пока что выстрел наугад. Но дело в том, что враждебное отношение всех и каждого в Риверсборо к Валенсии Джонс заставляет меня думать, что я на что-то наткнулся.

– Может, и так. – Кира постаралась, чтобы голос ее звучал обнадеживающе, но опущенные уголки губ выдали ее.

– Если такая связь существует, я найду ее, несмотря на этот город.

Мы закончили завтрак в относительном молчании. Но наша официантка была не из тех, кто любит тишину, и решила завести разговор:

– Какой кошмар насчет того паренька в Сайклон-Ридж, а?

– Что за Сайклон-Ридж? – поинтересовался я. – Лыжный курорт сразу к северу от города, полепила Кира.

– Ну, в общем, – не унималась официантка, – этот мальчишка здорово набрался в баре и поехал ночью один кататься на лыжах по «Твистеру». Это самый крутой спуск, дорогуша, – поставила она меня в известность.

– Он сильно пострадал? – спросил я.

– Нет, дорогуша, убился насмерть. Шея сломана в трех местах. И сосна сильно поцарапана. – Официантка прищелкнула языком. – Вот ваш чек. И не забудьте хорошо провести день.

– Думаю, ты не собираешься вдруг захотеть покататься на лыжах, – изобразила разочарование Кира.

– На лыжах! Еврейские мальчики из Бруклина на лыжах не катаются. Наше самое близкое отношение к горам – это рытвины на Плоской авеню. Да и те заделали, когда мне было восемь лет. В любом случае мне нужно заняться кое-какими делами.

– Я пойду с тобой.

– Эти дела мне лучше сделать в одиночку, – сказал я, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку. – Не надо меня ненавидеть.

– Я бы не смогла.

– Что сегодня вечером?

– Увидим, – ответила она. – Увидим.

Она выхватила у меня чек и ушла. Я смотрел в окно, не заинтересуются ли ребята из фургончика Кирой. Нет, они не шевельнулись. Слежка велась только за мной.

Коп, сидевший впереди, разгадывал кроссворд. По двум своим предыдущим посещениям полицейского участка Риверсборо я его не узнал, а он даже если и узнал, то виду не подал. Когда же он снизошел до того, чтобы спросить, что мне надо, я ответил, что хотел бы навестить одного заключенного.

– Извините, – сказал он, – только что заступил.

Он продолжил, говоря, что у них уже две недели не было задержанных. Мои объяснения, что накануне я сам был у них задержанным, не произвели на него впечатления.

– Кто вас доставил? – спросил он.

– Охранники кампуса.

– Вам предъявили официальные обвинения?

– Нет.

– Тогда, – ответствовал коп, – вас можно не считать, верно?

Я сказал ему, что это его дело, считать меня или нет, но в настоящий момент я себя не интересую. В камере предварительного заключения сидел еще один парень, объяснил я, и он витал где-то очень далеко – между Луной и Сатурном. Ворча, коп защелкал клавишами своего компьютера.

– Имя заключенного?

Я сказал, что не знаю. Мои слова подействовали на него как палка, сунутая в муравейник.

– Послушайте, мистер, вы бы лучше не тратили мое время, не то живо окажетесь заключенным в этой самой тюрьме.