Бумажная клетка - Ирина Дягилева Страница 17

А на самом деле хотел, чтобы она помогла создать алиби, хотел окончательно уничтожить ее, запутать, втянуть в свое преступление.

Такси остановилось возле особняка Гранидина. Пульхерия вышла с предчувствием неотвратимого конца. Дверь открыл Паша Медведев.

– Привет. Александр Николаевич в библиотеке. Идите скорее, он вас заждался.

Пройдя через холл, свернула в небольшой коридор, по стенам которого была развешена гордость Гранидина – коллекция старинных офортов, по утверждению хозяина, произведенных самим Рембрандтом. Пульхерия с сомнением относилась к подлинности этих невзрачных картинок. Где-то она вычитала, что все свои графические работы Рембрандт обязательно подписывал, поэтому подлинность его работ установить легко. Решив проверить, добросовестно осмотрела все офорты, ища что-нибудь похожее на вензель или подпись, но ничего не обнаружила даже с помощью увеличительного стекла. Она была далека от искусства, но Александр Николаевич разбирался в нем еще меньше, не мог отличить Рембрандта от Рубенса, а графику от акварели, и ушлый коллекционер, сбагривший ему за немыслимую цену подделки, этим воспользовался. Офорты были бездарно развешены и не менее бездарно освещены. Зато рамки у них были великолепны. Пуля предполагала, что рамки были дороже самих офортов и Гранидин купился именно на них. Она даже Герману не стала говорить об этом.

Во-первых, ее мнение никто не воспримет всерьез. Во-вторых, если все-таки папаша Гранде к ней прислушается и окажется, что он вложил деньги в мыльный пузырь, реакция непредсказуема. Это очень вредно отразится на его настроении, пищеварении и здоровье, от чего, в конечном итоге, пострадают все, в том числе и она. Эту бомбу она решила приберечь до лучших времен.

– Пульхерия? Пульхерия Афанасьевна, это ты? – донесся до нее голос Александра Николаевича.

И в лучшие времена она его побаивалась, а теперь страх и чувство вины превратили его в карающий символ. Пульхерия приготовилась к самому ужасному. Когда он кинулся к ней, огромный, коренастый, с пудовыми кулаками, она содрогнулась от предчувствия скорого конца.

– Пульхерия! Голубушка! Слава богу, ты здесь. Дорога каждая секунда. Мне уже звонили из милиции. Они могут появиться в любой момент.

Он положил ей на плечи огромные лапищи, что сделал впервые за время их знакомства. Этот неожиданный контакт и его благосклонное «голубушка» свидетельствовали о том, что смерть ее, вероятно, на некоторое время откладывается. Пульхерия немного успокоилась и начала воспринимать окружающую действительность почти адекватно. Он уже не был столь монументален, с ней в одной комнате находился утомленный и перепуганный человек, в одночасье постаревший лет на десять. Но в хитрых глазках, яростно сверкавших из-под кустистых бровей, отчетливо читалась непреклонная решимость. Он походил на сильного и опасного зверя, которого зажали в угол, но еще не победили.

Вся его личная неприязнь испарилась, Пульхерия вдруг стала ему нужна, необходима, как воздух.

– Излагаю только факты, на прочее нет времени. Два дня я отсутствовал, был по делам в Лондоне. Вернулся только сегодня утром в половине десятого. Мне позвонил один мой знакомый, не будем уточнять кто. Скажу только, что он работает в прокуратуре. Он сообщил мне об убийстве Вики и о том, что накануне вечером ее видели с Гришей. Он предупредил, что уже выписан ордер, пока на обыск, а там… как получится. И следователь скоро должен появиться у нас. Гриша дома не ночевал, явился к десяти часам. Я заставил его все рассказать. Кстати, синяк у него под глазом еще виден. Он сказал, что провел с ней часть ночи, а потом ушел и несколько часов катался по ночной Москве на машине. К убийству Вики он никакого отношения не имеет. Можешь мне поверить, я хорошо знаю своего сына. По натуре он трус, и способен только на мелкие пакости.

Получалось, что папашу Гранде могло вывести из себя только известие об опасности, грозящей его любимому Гришеньке. Но Пульхерия не думала о Грише, голова ее буквально раскалывалась от мыслей об угрозе, нависшей над ней и Германом.

– Бедный мальчик! Надо же так влипнуть! – продолжал причитать Александр Николаевич. – Когда он мне обо всем рассказал, я просто поразился вашей с Германом безответственности, – выпалил он вдруг с неожиданной яростью.

Пульхерия поняла, что основные разборки с ней и Германом еще впереди. Но Гранидин быстро взял себя в руки. На сведение счетов не было времени, нужно срочно что-то предпринимать.

Он почти с мольбой взглянул на нее.

– Нельзя допустить, чтобы менты узнали правду. Ты должна все устроить.

– ?!

На его лице появилась слабая тень снисходительной улыбки, больше похожей на усмешку. Тем самым он напоминал Пуле, что они почти «близкие люди». Когда он пытался одурачить кого-нибудь, то даже не старался делать это убедительно.

– Все элементарно, как дважды два. Только мы с тобой все должны точно рассчитать. Менты знают, что Гришенька встречался с Викторией. Соседи сообщили, что между ними были небольшие стычки. Но им не известно, был ли он с Викой сегодня ночью. Я тут успел сделать пару звонков и выяснил, что менты просто придут проверить некоторые факты. Разговор будет формальным.

– Ну а я здесь при чем? – нетерпеливо спросила Пульхерия.

– Меня осенило. Ты ведь прошлую ночь провела одна, и тебе ничего не стоит сказать им, что Гриша был у тебя. Муж в командировке, тебе тоскливо и все такое. С Гришей я уже поговорил.

На его лице появилась самодовольная ухмылка. Он наслаждался своей идеей, самим собой, своей непобедимостью. Пульхерию даже затошнило. Она отвернулась, чтобы скрыть гримасу отвращения. Но Гранидин ничего не заметил и продолжал вещать:

– Постарайся быть посдержанней. В подробности вдаваться не надо. Я уехал в командировку, Гришенька тоже не любит оставаться один в большом доме. Ближе вас с Германом у него никого нет, вы – часть нашей семьи. Он знал, что Герман в отъезде, позвонил тебе и спросил, можно ли ему приехать. Прибыл около восьми вечера, вы вместе поужинали, потом сели играть в карты…

– Лучше уж в шахматы, – буркнула Пульхерия.

– Я пробовал его обучить этой игре, но она оставила его равнодушной. Даже прислуга знает, что покер ему милее, – с видимым сожалением сказал Гранидин. – Нам нельзя рисковать. Наш рассказ должен выглядеть достоверно. За картами вы не заметили, как пролетело время, и что-то около трех разошлись по комнатам.

– До трех часов ночи – в карты? – скептически усмехнулась Пульхерия.

– Вы играли на деньги. Гришенька весьма азартен. Вопрос времени очень важен. Мы же не знаем, когда ее убили. У ментов не должно возникать сомнение на этот счет. Иначе они могут предположить, что Гриша, пока ты спала, выскользнул из квартиры. Ясно?

Пульхерия покорно кивнула.

– Теперь остается Галина Матвеевна. Думаю, что тут нам повезло. Она приличная, умная женщина, умеет держать язык за зубами. С ней не трудно будет договориться. Предложи ей деньги. Двух тысяч долларов будет достаточно.