Кулинарная книга каннибала - Карлос Бальмаседа Страница 17

Юрген Беккер два года счастливо проплавал во влажном брюхе субмарины, а потом началась Вторая мировая война — и до свидания, безопасные морские походы, в которых подводная лодка кочевала из одного порта в другой, всплывала из мутной пучины океана на его поверхность, вспененную холодным белым ветром. Лица его товарищей помрачнели, самые болтливые рты закрылись, смех пропал, приказы офицеров приобрели суровый тон, ведь не стоит забывать, что соседство смерти вызывает тревогу, которую не унять ни словом, ни пилюлей. Но Юргена не мучили яростные ночные сражения, оглушительный грохот бомбежек, сотрясающих судно, также его не терзала ни морская болезнь, ни клаустрофобия, которая поражает даже опытных моряков после нескольких недель плавания в океанских глубинах. Камбуз подводной лодки стал его новым миром, и призраки страха не подстерегали его даже тогда, когда он спал. Его самый страшный кошмар был всегда один и тот же: он до ночи работает на кухне пансиона, снося гневные нападки дяди, а после полуночи возвращается в свою жалкую каморку.

День 15 июля 1945 года в Мар-дель-Плате начался дождем. Южные ветра бились в нос субмарины U-530, и море не переставая раскачивало корпус судна. Юрген чистил и прибирал камбуз после завтрака, когда его вызвал командир. Юрген пришел на капитанский мостик и выслушал приказ: через два дня он высаживается на берег, несколько членов экипажа останутся жить в городе, находящемся сейчас перед ними, и он будет одним из них. Капитан был немногословен, говорил с усталой улыбкой на лице, и Юрген понял, что пора что-то менять, настало время собирать свою сумку моряка и готовиться к другой жизни. Незадолго до этого, когда субмарина шла под водой к берегам Южной Атлантики, Юргену исполнилось двадцать три года. Он отметил это событие с несколькими товарищами миндальным печеньем, пирожными с марципанами, пирогами с сухофруктами и яблочным соком.

Немецкий кок и еще десяток членов команды покинули U-530 ночью 17 июля 1945 года. Друг за другом они прыгали с одной палубы на другую и оказывались на катере береговой охраны, который доставил их в порт Мар-дель-Платы. Юрген неотрывно смотрел на огни города, который он видел с моря, маленькие белые и красные точки, мерцающие, словно раскаленные угли, и вдруг почувствовал, как что-то сжалось у него внутри, и он повернулся, чтобы отыскать взглядом силуэт субмарины, увидеть ее в последний раз, но в воде отражался лишь свет полной луны. Не было и U-977. И тогда Юрген пристально вгляделся в море, пробиваясь внимательным взглядом сквозь сумерки, и ему показалось, что он увидел тонкую трость перископа, разрезающую воду, длинную и узкую ниточку пены за ней; он улыбнулся, понимая, что это лишь мираж. Юрген сошел на берег вместе с остальными членами экипажа. Их ждала группа чиновников из правительства, которым предстояло решать вопрос с разрешением на проживание и новыми удостоверениями личности. Высадка была актом конфиденциальным, еще одной секретной процедурой по сокрытию следов немецкой катастрофы. Недостаточно сложить вместе всех погибших и прибавить к ним искалеченных, которые все еще бьются за жизнь, чтобы иметь полное представление о масштабе бедствий, вызванных войной, потому что есть также и те, кто теряет родину, прошлое, язык и имя. Им остаются только воспоминания, погребенные в траншеях памяти, и нельзя эти воспоминания обратить в слова, их носят под одеждой, словно безмолвный медальон.

Моряки быстро перебрались из порта в гостиницу «Нижняя Саксония», владельцем которой была одна немецкая супружеская пара, эмигрировавшая в Аргентину еще после Первой мировой войны. Всех поселили в отдельные комнаты, там с ними встречались чиновники из правительства. К Юргену пришел неприветливый человек, прекрасно говоривший по-немецки, он вкратце объяснил Юргену его нынешнее положение: ему предоставили политическое убежище, но он должен держать этот факт в абсолютной тайне, в течение продолжительного времени ему следовало оставаться в Мар-дель-Плате, никуда не выезжать; кроме того, его предупредили, чтобы он не пытался ни встречаться, ни устанавливать местонахождение своих старых товарищей с лодки U-530. Наконец чиновник попросил его подписать несколько документов, вручил новое, оформленное по всем правилам удостоверение личности, сказал, что отель оплачен на сорок дней, срок, за который он должен окончательно обустроиться, оставил конверт с деньгами и пояснил, что суммы будет достаточно, чтобы прожить несколько месяцев. Кроме того, он дал Юргену бумажку с адресами немецких семей, проживающих в Мар-дель-Плате, которые могли бы помочь ему подыскать работу и жилье. Оставшись один, Юрген разделся и бросился на кровать, допотопная усталость навалилась на него, он закрыл глаза, глубоко вздохнул и удивился, уловив едва заметный запах масла внутри субмарины, ощутив морскую качку, хриплое бормотание дизельных двигателей, которые никогда не глушились. Он спал плохо, неведомые отзвуки ночи тревожили его, и он ворочался с бока на бок, пока не поднялся с первым лучом солнца, ворвавшимся в окно. Встав, Юрген еще раз глянул в свои новые аргентинские документы и улыбнулся, прочитав, что он превратился в Хорхе Бречера, хотя потом он никогда не пользовался этим именем, разве что только в официальных случаях. За несколько часов он превратился в призрак без роду и племени и понял, что хватает всего одного дня на этой земле, чтобы снова стать сиротой; однако Юрген не почувствовал грусти, он подумал о закончившейся ужасной войне и сказал себе, что ему удалось выйти живым из этого ада, где расстались с жизнью миллионы мужчин и женщин.

В течение последующих четырнадцати лет «Поваренная книга южных морей» двух великих кулинаров Лучано и Людовико Калиостро питала мощный талант Федерико Ломброзо. Мы уже знаем: таверна восстановила свой престиж, подпорченный звериными укусами отравленного десятилетия, меню быстро наполнили морские пристрастия, и сочные фирменные блюда молодого повара превратились в причину целительного паломничества в таверну.

Месяца не прошло с момента ночной высадки, а Юрген уже познакомился с Бенджамином и Аной Гессе, супружеской парой из Гамбурга, которая жила в Мар-дель-Плате с 1925 года. Семья Гессе приехала в Аргентину после того, как они промыкались несколько недель в Голландской Гайане, где проживал их дальний родственник, проявивший себя достойным сожаления амфитрионом, а оказавшись в один прекрасный день в Аргентине, они решили поселиться на побережье южной части провинции Буэнос-Айрес. У мужа не получилось выгодно пристроиться. Сначала он попытал счастья помощником у одного фармацевта, выглядевшего стариком из-за ревматизма и пристрастия к золотистому кубинскому рому, затем он заведовал не слишком благополучным кинотеатром «Рамбла Бристоль», работал портье в маленькой гостинице «Марискаль» в Ла-Перла, сгоревшей по вине немилосердно ударившей молнии, в конце концов он набрался смелости организовать какое-нибудь свое дело: вместе с женой он открыл небольшую прачечную и химчистку и постепенно крепко встал на ноги, не испытывая в дальнейшем потрясений и финансовых неурядиц. Мария Чанкальини отдавала им в стирку скатерти и салфетки из «Альмасена», форму персонала и поварскую одежду Федерико — тому нравилось надевать всегда безукоризненно чистое белье. Семья Гессе значилась в списке доверенных лиц, который Юрген получил от загадочного правительственного чиновника, и однажды морозным солнечным утром он отправился познакомиться с ней. Ему необычайно повезло: пара пригласила его позавтракать с ними, а днем, после обязательной сиесты, Бенджамин проводил Юргена в «Альмасен», чтобы лично отрекомендовать его, а заодно послужить переводчиком. Как только Мария и ее сын познакомились с Юргеном и пригласили его на кухню показать, на что он способен, они тут же решили взять его на работу. И если даже им не удалось ничего понять из того, что он говорил на своем тявкающем языке, Федерико это не беспокоило, наоборот, он из собственного опыта уже знал, что лучшие поварские хитрости можно использовать и без слов — несколько знаков и жестов хватило, чтобы спокойно объясниться с немцем. Кроме того, и мать, и сын полагали, что Юрген очень быстро заговорит по-испански, и не ошиблись в этом.