Радин - Лена Элтанг Страница 18

– Держи. – Я протянул ему пакет с рыбой, он запустил пальцы поглубже и вынул кусок запеченной в тесте каракатицы. – Да бери все, я не голоден.

– Славные шокиньюш, – ласково сказал мужик, набивая рот, – а креветок тебе не положили, вот засранцы.

Он отошел, прижимая пакет к груди, его нейлоновая куртка отливала синим, будто нефтяное пятно. Подойдя к причалу, он встал на колени, нагнулся к воде, выдернул оттуда сачок, и я увидел что-то светлое, длинное, похожее на рыбину, бьющуюся в проволочной сетке. Забравшись на мост, я посмотрел вниз и увидел, как клошар поднес рыбину ко рту, откусил голову и выплюнул.

Я подумал, что в такой же рыбе в следующий вторник может оказаться молекула моего тела, мельчайшая его часть, перемешанная с планктоном. Некоторое время я оставался там, перегнувшись через перила и повторяя: еще тепло, я отлично плаваю, денег хватит на шляпную коробку и еще останется. Мужик все еще стоял, задрав голову с сияющей рыбиной в руке, и, приглядевшись, я понял, что это литровая бутылка белого, до половины оплетенная соломой.

Потом я спустился вниз и дошел до лодочного причала, где качалась на воде плоскодонная лодка для перевозки портвейна. В дубовых бочках, сложенных на палубе, уже лет триста как сухо и пусто, хоть зимуй. Имитация, как и многое в этой стране, потерявшей бразильское золото. Как моя внезапная дружба с Понти, например. Или то, что за два года поспело у нас с Крамером, на собачьем огороде.

Он называет это жунта, то есть хунта, и точнее не скажешь. В делах дружбы коварства не меньше, чем в планах войны. Годами плавится мед, копится терпеливый взяток, и все жужжит, все надежно, но приходит день, леток наглухо забивается дрянью, и дружба издает пустой звук. Porta aperta per chi porta chi non porta parta!

Никогда не любил это слово, дружба, в нем ужиное из-под камня скольжение, рыбий жир, что заставляют слизывать с чайной ложки, залубенелые варежки на школьном катке. Другое дело – горечавка, в ней есть и горечь, и речь, и река, и даже чавканье, напоминающее большую голодную псину. Синие горечавки растут под полуночным солнцем в Тромсё. И скоро мы с ними увидимся. Я растянулся на теплых досках, подложил сумку под голову и закрыл глаза.

Радин. Четверг

Вернувшись в город на поезде, Радин заварил чаю, прикончил подсохший батон и принялся за работу. Вопросы разбухали, как лошадиная шкура в молоке. Почему третий день от Салданьи ни слуху ни духу? Почему он в списке Варгас, если не был знаком с пропавшим австрийцем? А если знаком, то почему промолчал? И какое расследование он ведет, если в редакции говорят, что он уволился?

Заполняя странички тетради, Радин поймал себя на том, что разучился записывать реальные события. И думать о том, что происходит на самом деле, тоже разучился. С персонажами ему было сподручней и веселее. Теперь же он сам становился персонажем, тихо и неуклонно, как будто оказался в стране, где власть внезапно перешла в другие руки, но люди еще не осознали перемен и гуляют в парках с детьми и собаками.

Итак, что нам дала бензоколонка. Фургон мебельной фирмы, на котором аспирант укатил обратно в город, был раскрашен как греческий флаг, значит, лазурная полоска и белая. На поиски фургона ушло минут двадцать. Сначала он просмотрел все магазины, которые предлагали доставку, потом выбрал два, у которых на логотипе была лазурь, и быстро выяснил, что полосатые фургоны принадлежат «Amigo útil», крупному торговому центру в северной части города.

Некоторое время Радин думал, не поехать ли в эту контору, но потом решил не бить понапрасну ноги, позвонил в отдел доставки и спросил, можно ли узнать имена водителей, работавших на линии двадцать девятого декабря.

– Вас беспокоят из торгового представительства Великобритании, – сказал он, жестко подчеркивая акцент, – нам необходимо найти человека, который в тот вечер заправлялся бензином в районе Agro de Baixo. Он помог нашему директору, и его приказано вознаградить, просто записка мистера Аронстайна затерялась в секретарской, а теперь нашлась! Если я не исполню приказа, мне здорово влетит!

– Но у нас только два водителя, – любезно ответили на том конце провода. – И оба работали сверхурочно в праздничную неделю. Можно посмотреть, кто из них был на Agro de Baixo, но это ничего не даст, потому что они часто ездят не по графику, обедают, когда им вздумается, опаздывают и меняются клиентами. Поговорите с ними, я продиктую телефоны!

Первый водитель ответил сразу и сказал, что никого в кабину не сажал, второй долго не снимал трубку и отозвался только вечером. Обрадованный Радин предложил выпивку, водитель помялся, но, услышав, что годится любой паб на его выбор, пробормотал, что в девять будет ждать у метро. Радио на кухне пообещало дождь и пробки в районе Боавишта. Плащ, висевший на крючке у двери, был слишком светлым для португальской весны, вчера Радин почистил его одежной щеткой, хорошенько ее намылив, но пятна все же остались.

По дороге в центр он вспомнил фургон, вернее, грузовик, о котором недавно читал у Эко, – огромный, с надписью metaphora на борту. Это означало всего лишь «перевозка» на новогреческом. У мебельщиков тоже название серьезное. Он знал, что amigo útil переводится как полезный друг, но стоило произнести название вслух, как ему почудился платоновский «мешок утиля, специально отобранного, в виде редких, непродающихся игрушек, каждая из которых есть вечная память о забытом человеке».

* * *

– Скоро польет, пошли под крышу, – сказал водитель фургона, на затылке у него торчал смешной хохолок, и Радин подумал, что он завалился было спать, вернувшись со смены.

Водителя звали Жозе, лет ему было чуть за двадцать, и жил он явно неподалеку, потому что явился в мятой рубашке и мокасинах на босу ногу. Жозе долго расспрашивал подавальщика о закуске, и в конце концов остановился на тремосо, оказавшемся семенами люпина. Отхлебнув из кружки, он сладко зажмурился, положил локти на стол и уставился на собеседника.

Час тому назад, шагая вдоль бесконечной руа Шанхай, Радин понял, что говорить о пропаже аспиранта вообще не стоит, водитель испугается и начнет врать, а то и вовсе уйдет. Важно было понять, где и когда Крамер вышел из фургона. Он покинул виллу за два дня до Нового года, а в своей квартире появился в начале января, где-то между этими событиями есть темный, неосвещенный эпизод.

– Парень подсел ко мне в самом конце смены, – сказал Жозе, – оставалась последняя доставка, где-то в Ламасе, поэтому я заправлялся на кольцевой. Встал он, значит, на подножку и постучал мне в окно, ну я открыл, а он говорит: за пятерку подбросишь до города? Нет, говорю, bicho, я не такси. А он мне: я с женщиной поссорился, она уехала с моей сумкой, ты же знаешь этих баб! Если поможешь стулья на третий этаж дотащить, тогда отвезу, говорю. Мы поехали в Ламас, там часок конторскую мебель потаскали, а потом я подвез его в поселок, в пробке стояли примерно полчаса, так что домой он добрался часам к десяти.

– Я разыскиваю этого парня по просьбе моей сестры. – Радин понизил голос. – Он нарушил свои обещания, понимаете? Это задевает ее честь.