Твой враг во тьме - Елена Арсеньева Страница 18

– Ну и что? А веревка страховочная? Самоестрашное, что с вами произойдет, – повиснете вон под той балкой и будетедожидаться, пока я вас не втяну наверх.

– Ладно, я буду болтаться, а вы? –спросила настырная девица. – С вами что будет, если вы сорветесь?

Это было так смешно, что Дмитрию дажерасхотелось снова обижаться:

– Шутите, девушка? Я все-таки альпинист, хотьи бывший.

– Нет, а все-таки? – не унималасьона. – Я, если что, буду болтаться под балкой, а вы со скоростью девять ивосемь десятых…

– С ускорением, – машинально поправилДмитрий.

– Да какая разница? – жалко усмехнуласьона. – Нет, я так не хочу. Это же ваша страховка, вы ее с себя сняли. Я сместа не тронусь, пока вы тоже чем-нибудь не обвяжетесь!

– Теряем время, – сердито сказалДмитрий. – Вместо того чтобы с вами лясы точить, я должен искать живыхлюдей. Пошли по-быстрому. Я впереди, вы за мной.

Он и моргнуть не успел, а Лёля мгновеннорасстегнула карабин, сдернула с себя страховку и подала ему. – Идите.Спускайтесь, ищите. Правда, что я вам тут зубы заговариваю? Идите, идите! Я свами побыла – и немножко полегче стало. Теперь я как бы не одна останусь. Выработайте, а за мной пусть пришлют вертолет. Ну что вы на меня смотрите, как надуру? Я видела в кино, как людей снимали с верхнего этажа какого-то небоскребана вертолете. Кстати, может, и там, наверху, еще кто-то спасся. Их бы тожезаодно вертолет подобрал. Нет, ну что вы так смотрите?!

Дмитрий смущенно моргнул. Почему не оставляетощущение, будто он уже видел эти глаза?

– С небоскреба, говорите? – переспросилзадумчиво. – Нет, боюсь, тех, кто мог остаться на верхних этажах, тожепридется снимать мне или другим ребятам. Вертолет, конечно, штука хорошая, ноне для здесь. Высота не очень большая, так что представляете, какую пылищу онвинтом поднимет? До небес! Жди потом, пока снова уляжется. Этак мы весь фронтработ потеряем. Кроме того, не поручусь, что вся эта конструкция не развалитсяот вибрации. Тогда и вы, и те, кто может быть сверху, погибнете наверняка. Я ужне говорю, что все это рухнет на еще не разобранный завал, и тогда у тех, когосейчас пытаются откопать, вообще не останется ни единого шанса. Это понятно?

Лёля кивнула.

– Пойдем по карнизу?

Вздрогнула, вскинула беспомощные глаза:

– Только вы привяжитесь тоже. Вместе со мною,тут ведь хватит веревки!

Дмитрий на миг зажмурился. Интересно, замужемона или нет? Если нет еще – вот достанется кому-то счастье, будет непрестанно смужиком пререкаться, слово за слово цеплять. А ведь корабль должен вестикапитан!

– Поясняю, – сказал как могспокойнее. – Карниз хоть и довольно надежен, а все-таки это не улицаБольшая Покровская. Я по нему пройду спокойно, однако, если вы оступитесь, мысорвемся и повиснем оба. Не уверен, что мои восемьдесят кэгэ и ваши… сколько?Семьдесят два, три?

– Шестьдесят семь! – выдохнула оназло. – А рост, если вас это интересует, сто семьдесят три! Объем…

– Не уверен, значит, что мои восемьдесят иваши шестьдесят семь веревка выдержит, – перебил Дмитрий, хотя с неохотой:во-первых, веревка рассчитана на гораздо больший груз, во-вторых, предметразговора стал очень интересным. Но хватит тратить время на болтовню! – Аесли даже и так, кто нас обоих потом спасать будет? Придется отвлекатьсякому-то из ребят снизу, а у них и без нас забот хватает. Доступно?

– Доступно, – опустила головудевушка. – Знаете, у меня такое ощущение, что вам жутко противно спасатьменя – именно меня! Но сейчас-то вы видите, что я совершенно ни в чем невиновата, не то что в прошлый раз. Я честно не хотела идти к Свете, меня мамазаставила… О господи! – Из ее глаз вдруг хлынули слезы: – А где же Света,что с ней?

Дмитрий покрепче сцепил зубы. Юра Разумихинговорил, что спасателю довольно часто приходится становиться психотерапевтом.Но что приходится чувствовать себя санитаром в отделении для буйных, речи нешло… Какой прошлый раз? Почему противно? Она заговаривается, эта Лёля?

Странно, однако, но у Дмитрия почему-тоотлегло от сердца, когда он понял: девушка в этот злополучный дом попаласлучайно, квартира, от которой остался только порог ванной комнаты с осколкамикафеля, не ее квартира, и там, под завалами, не погребена ее семья, может быть,муж… Ей и так сегодня досталось, бедняжке, чтобы оплакивать еще какую-топотерю. Хотя эта Света… Ну, кем бы Света ни была, ей Дмитрий уже вряд ли можетпомочь. А вот этой несчастной плачущей девочке, которая еще и пытаетсязаботиться о ком-то, кроме себя, – может.

Опять обнял ее, не намереваясь отпускать, дажеесли начнет вырываться.

– Подожди плакать, ладно? – шепнул,утыкаясь в холодные, пахнущие пылью и ветром, сбившиеся пряди. – Потом,когда спустимся, будешь плакать сколько хочешь. Я сам готов тебе слезы утиратьхоть всю оставшуюся жизнь. Но сейчас надо идти на «станцию». Ты воспалениелегких скоро схватишь, и вообще силы кончатся, а у меня еще работы выше крыши.

Да… непорядки у Димы Майорова сегодня срусским языком. То стращал девушку, что доберется до нее, теперь вот… Чего вэтом доме уже нет – так это крыши. Ветром он крыт, вот что!

– А ты на меня уже не сердишься? –прошептала Лёля, прижимаясь так, словно он был вовсе не чужим человеком, ародным братом по меньшей мере. Впрочем, Разумихин предупреждал, что дляспасаемого спасатель тоже становится самым близким человеком, в нем воплощаетсявесь мир… на какое-то время, конечно!

– Да ну, глупости, на что сердиться? –сказал Дмитрий, опять переставая хоть что-то понимать. – Со всяким можетслучиться.

– А ты долго тогда злился? – выдохнулаЛёля ему в шею, и Дмитрий почему-то перестал чувствовать себя братом. То есть вобщечеловеческом смысле – это пожалуйста, сколько угодно. Но братом конкретновот этой девушки… Нет уж!

– Сразу перестал, – пробормотал, ужесовершенно не соображая, что говорит.

– Ну хорошо. – Она со вздохомотстранилась. – Потом я у тебя еще раз попрошу прощения как следует.Ладно, я согласна идти.

Дмитрий едва не спросил – куда, поймал словона самом кончике языка. Вот был бы прикол!

Он шел первым, велев Лёле держаться за егопояс. Риск налицо, конечно: вздрогнет, дернется – и запросто сорвет его скарниза. Но… опять же премудрый Разумихин уверял, что спасаемому легче, когдаесть тактильный контакт со спасателем. Насчет обратной связи Разумихинумалчивал, однако Дмитрий подумал, что наконец-то он и сам может кое-чемунаучить своего многоопытного наставника. Обратная связь имела значение, и оченьдаже немалое!