Утопленник из Блюгейт-филдс - Энн Перри Страница 18

— У тебя получается просто ужасно. — Достав из кладовки кувшин, Шарлотта наполнила стакан молоком и поставила его на стол. — У нас с Сарой и Эмили была гувернантка, но с нею обращались совершенно по-другому. По-моему, она была вполне довольна своей жизнью.

— Ты бы поменялась с ней местами? — спросил Питт.

Жена задумалась на мгновение, и на ее лицо набежала легкая тень.

— Нет. Но не забывай, гувернантки никогда не выходят замуж. А наставник может жениться, поскольку ему не нужно воспитывать собственных детей. Кажется, ты говорил, что этот наставник женат?

— Да, но детей у него нет.

— В таком случае с чего ты взял, что он одинок и не удовлетворен жизнью? Быть может, ему нравится преподавательская работа. Она многим нравится. Это лучше, чем работать клерком или продавцом.

Питт задумался. Почему он вообразил, что Джером одинок и разочарован в жизни? Это было лишь внешнее впечатление, не больше, — однако оно было глубоким. От наставника исходило какое-то чувство обиды на весь мир, жажда добиться большего, быть чем-то большим.

— Не знаю, — наконец ответил он. — Есть в этом человеке что-то такое… однако пока что это не более чем подозрения.

Сняв с плиты чайник, Шарлотта заварила чай, поднимая к потолку ароматное облачко.

— Знаешь, в большинстве преступлений нет никакой загадки, — сказал Питт. — Как правило, самый очевидный подозреваемый и является преступником.

— Знаю. — Шарлотта не смотрела на него. — Знаю, Томас.

Два дня спустя все сомнения, если они и имелись у Питта, были развеяны, когда констебль доложил ему, что звонил сэр Энсти Уэйбурн, настоятельно требовавший, чтобы Питт незамедлительно приехал к нему домой, поскольку произошли очень серьезные события: вскрылись новые, крайне тревожные обстоятельства.

Инспектору не оставалось ничего иного, кроме как тотчас же отправиться к Уэйбурну. Шел дождь, поэтому он застегнул доверху пальто, туже укутался шарфом и натянул шляпу чуть ли не до самых ушей. Ему посчастливилось сразу же поймать извозчика, и двуколка застучала колесами по мокрой брусчатке.

Дверь открыла горничная с безмятежным лицом. Что бы ни случилось, она понятия не имела об этом. Горничная проводила Питта прямо в библиотеку. Уэйбурн стоял перед камином, нервно сплетая и расплетая пальцы. Дернув головой, он повернулся к вошедшему инспектору еще до того, как горничная закрыла дверь.

— Хорошо! — быстро сказал Уэйбурн. — Надеюсь, теперь мы сможем наконец покончить со всей этой жуткой трагедией. Господи, как же это отвратительно!

Дверь закрылась с негромким стуком, из коридора донеслись удаляющиеся шаги горничной.

— Сэр, какие новые обстоятельства выяснились? — осторожно спросил Питт, когда они остались одни. Ему по-прежнему не давали покоя слова Шарлотты об удобном решении, и он не собирался обращать внимания на одни лишь голые подозрения, подпитанные злобой.

Уэйбурн не стал садиться сам и не предложил сесть Питту.

— Я узнал нечто бесконечно мерзкое, нечто…

Его лицо исказилось от боли, и снова Питт внезапно поймал себя на том, что испытывает к нему жалость, и это чувство его удивило и привело в замешательство.

— Это просто ужасно! — закончил Уэйбурн. Он уставился на турецкий ковер в сочных красных и синих тонах. Однажды Питту уже приходилось разыскивать подобный ковер в деле об ограблении, поэтому он знал, сколько такая вещь стоит.

— Да, сэр, — негромко произнес он. — Наверное, вам лучше рассказать мне, в чем дело.

Уэйбурн долго не мог подобрать нужные слова.

— Мой младший сын Годфри сделал мне страшное признание. — Он стиснул руки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. — Я не могу винить мальчика в том, что он ничего не сказал мне раньше. Он… был сбит с толку. Ему всего тринадцать лет. Совершенно естественно, он не понимал истинный смысл происходящего… — Наконец Уэйбурн поднял взгляд, хотя бы всего на одно мгновение. Казалось, он ждал, что инспектор поймет все сам, догадается без слов.

Питт кивнул, но ничего не сказал. Он хотел услышать все так, как это расскажет Уэйбурн, своими собственными словами.

— Годфри рассказал, — медленно продолжал Уэйбурн, — что Джером нередко вел себя с ним чрезмерно фамильярно. — Он сглотнул комок в горле. — Наставник злоупотреблял доверием мальчика, которое тот совершенно естественно к нему испытывал, и… и оказывал ему противоестественные ласки. — Уэйбурн закрыл глаза, и его лицо исказилось от внутренних страданий. — Господи! Это просто возмутительно! Этот человек… — Он часто дышал, поднимая грудь. — Извините. Я нахожу все это… крайне неприглядным. Разумеется, Годфри в тот момент не понимал истинную природу этих поступков. Они его тревожили, но лишь когда я напрямую спросил у него, мальчик понял, что должен мне все открыть. Я не посвятил его в то, что произошло с его братом, только заверил его, что он не должен бояться говорить правду, что я не буду на него сердиться. Годфри не совершил никакого греха — бедный ребенок!

Питт ждал, однако Уэйбурн, судя по всему, сказал все, что собирался сказать. Он с вызовом посмотрел на инспектора, ожидая его реакции.

— Могу я поговорить с ним? — сказал наконец Томас.

Лицо Уэйбурна потемнело.

— Неужели без этого никак не обойтись? Несомненно, теперь, когда вам известна истинная сущность Джерома, вы сможете узнать всю необходимую информацию, не расспрашивая мальчика. Все это крайне неприятно, и чем меньше ему будет сказано, тем скорее он забудет трагедию гибели своего брата и потихоньку начнет приходить в себя.

— Сожалею, сэр, но от этого может зависеть человеческая жизнь. — Им обоим не приходилось рассчитывать на легкое разрешение этой проблемы. — Я должен лично встретиться с Годфри. Постараюсь быть с ним как можно мягче, но я не могу принять пересказ с чужих уст — даже от вас.

Сверкнув глазами, Уэйбурн уставился в пол, мысленно взвешивая угрозы: страдания Годфри против возможности, что полицейское расследование затянется. Наконец он вскинул голову и посмотрел инспектору в лицо, пытаясь определить, можно ли будет при необходимости надавить на него силой характера. Однако ему пришлось признать, что подобная попытка обречена на неудачу.

— Ну хорошо, — сказал Уэйбурн, и в голосе его проскрежетала ярость. Взяв шнурок колокольчика, он резко позвонил. — Но я не позволю вам запугивать мальчика!

Питт не стал ничего ему отвечать. Теперь в словах больше не было утешения; Уэйбурн ему все равно не поверит. Они молча дождались прихода лакея. Уэйбурн распорядился пригласить мастера [5]Годфри. Вскоре дверь открылась, и на пороге застыл худой светловолосый мальчик. Годфри был чем-то похож на своего старшего брата, однако черты его лица были четче, и Питт предположил, что, когда детская мягкость исчезнет, они станут резче. Строение носа было другим. Для полноты картины инспектору хотелось встретиться и с леди Уэйбурн, однако ему сказали, что она до сих пор не встает с постели.