Знал бы прикуп - Анатолий Барбакару Страница 18

— Стоять! — взвизгнул Котя. И снова дернул двустволкой.

«С перепугу пульнет», — занервничал я. Присел на оказавшийся поблизости табурет. Насмешливо посмотрел на него. Заметил:

— Значит, таки твоя работа.

Котя не ответил. Опять нервно сглотнул. Создавалось впечатление, что у него возникли проблемы с речью. И с мышлением.

— В киллеры подался, — сказал я ехидно. — На старости лет.

— Кто? — хрипло спросил он.

— Ты. Кто же еще?…

Котя несколько раз моргнул. И вдруг жалко издал:

— Это не я.

Я улыбнулся.

— Что ты ржешь? — вскинулся Котя.

— Цыц, — сказал я. — Совсем мозгами двинулся. То убивает, то хамит…

— Я не убивал.

— А кто?

— Не я.

— Вообще-то это твои проблемы, — согласился я. — Мокрушничай, сколько хочешь, а долю придется отдать.

— Какую долю? — Голос его снова осип.

— Которую с человека поимел.

— С какого человека?

Я встревоженно посмотрел на него. Поинтересовался:

— Что у тебя с мозгами? Заладил: «Какую долю? С какого человека?» Действительно, сдурел? Кстати, зачем было убивать их?

— Да ты что?!

— Я — что? — возмутился, сделав ударение на местоимение «я». — Этот — «мочит», а я — что…

— Ты правда думаешь, что это — я?

— Что мне думать? Я видел. Но это ты с ментами будешь разбираться. Долю отдай и разбирайся, сколько влезет.

— Что ты видел? — изумился он.

— Ты мне надоел, — утомленно сказал я. — Давай по порядку: Людвиг и Шрагин — на тебе? На тебе…

— Нет! — снова взвизгнул Котя. — И ты не мог видеть. Все было не так.

— А как? — я смотрел на него снисходительно. Он не отвечал. Испуганно моргал и ерзал по ружью заметно вспотевшими руками.

— Как знаешь, — пожал я плечами. — В криминальной хронике работаю. Перед ментами смог бы замолвить словечко. Когда тебя возьмут.

— Возьмут? — то ли спросил, то ли завороженно повторил за мной Котя.

— А как ты думал? Двойное убийство.

Котя молчал. Я хотел посоветовать ему, от греха подальше, опустить двустволку, но не стал. Видел, что он зреет, и решил не мешать ему в этом. Наконец он заговорил. Сначала прерывисто, с паузами, потом — более уверенно.

— Этого лысого я думал вырвать у Людвига. Случайно узнал, что они договорились катать. Ждал под домом. Думал, когда фраер будет идти, перехвачу. Засвечу бабки… — Котя спохватился. — Ну, ты сам знаешь…

Я кивнул.

Он продолжил:

— Стоял под окнами. Вдруг из подъезда эта баба вышла. И тут же слышу, стекло у Людвига в окне раскололось… Сразу не понял. Думал, камнем. Смотрю, баба голову задрала, увидела разбитое окно и — назад в подъезд…

— Какая баба? — не утерпел я.

— Эта козырная. Которая потом лысого подставила.

Я снова кивнул. Напомнил:

— Баба — назад в подъезд.

— Ну да. Но скоро опять выбежала. А тут уже и они вышли.

— Кто?

— Эти двое. Молодой и… — Котя осекся. Взгляд его застыл. Он, похоже, видел перед собой этого, второго.

Тому, что рассказывал Котя, я верил. И понял, он добрался до самой важной части повествования. Спросил:

— Как он выглядел?

Котя недоуменно посмотрел на меня. Словно не ожидал такого безжалостного вопроса. Потом облизнул пересохшие губы и выдал:

— Он не человек.

— В каком смысле? — опешил я.

— Не знаю… Я не мог смотреть на него.

— Почему?

— Боялся. У него лицо, как у мертвеца.

Подобной впечатлительности и образности изложения от Коти я не ожидал.

— Сколько тогда было времени? — спросил я.

— Часов девять.

— Значит, стемнело?

— Ну да.

— Далеко они стояли?

— Метров тридцать.

— Как же ты мог его разглядеть?

— Не знаю… Там горел фонарь.

— Убери эту гадость, — сказал я, кивнув на ружье. — Дернешься, потом придется на мертвецов спихивать.

Котя непонимающе посмотрел на меня. Потом проблеял:

— Не-е… — И взял ружье поудобней.

Я пожал плечами, дескать, как знаешь, мое дело — посоветовать. Спросил:

— Откуда они вышли?

— Там напротив дом. Из него и вышли. Из подъезда. И сразу к ней. К этой бабе.

— Ну и что? Люди себе вышли из дому. Чего ты переполошился?

— У молодого был «дипломат». Странный такой чемодан. толстый.

— Подумаешь.

— Такие, как он, не ходят с «дипломатами».

— Бред, — сказал я. — Что дальше?

— Этот страшный схватил бабу под руку и повел прямо в мою сторону. К машине. Их «шестерка» ждала. Красная. Баба не хотела идти, шипела. И ругалась.

— Не особо, значит, боялась, — поддел я. — Номер хотя бы запомнил?

— А как же. — Котя назвал номер машины.

— Что потом?

— Баба упиралась, но он затолкал ее. И они уехали.

— Это все? — не понял я.

— Все. Потом я перехватил лысого. Но это уже когда пожар начался.

— Стоп, — сказал я. — Ничего не понимаю. Людвиг погиб при пожаре. Ты был там с самого начала. Почему не попытался его спасти? Не сам — хотя бы людей позвал. Или пожарных.

— Да кого спасать? — раздражился вдруг на мое непонимание Котя. — Людвига уже убили.

— С чего ты взял?

— Когда эти, с «дипломатом», уехали, я в их подъезд пошел. Поднялся на последний этаж. С лестничного пролета Людвига увидел. В кресле он сидел. И все лицо в крови. Застрелили они его. Наверное, с крыши.

Я помолчал. Версия Кота была правдоподобной, странно только, что она сразу взбрела ему в голову.

— Чего ты в окна заглядывать поперся? Только из-за «дипломата» и битого стекла?

— Если бы ты видел его, тоже бы догадался.

— Второго?

Котя кивнул.

— Откуда пожар? — спросил я. — Может, баба подпалила?

— Не знаю, — сказал Котя. — Когда смотрел в окно, ничего не горело. Потом уже рвануло; Пожарные сказали: газ.

Оборотень Шрагина вполне могла, вернувшись, открыть газ.

— Страх страхом, — сказал я, — а клиента ты дождался.