Наган и плаха - Вячеслав Белоусов Страница 18

Он должен был видеть секретаря губкома, объясниться с ним с глазу на глаз и помешать этому не нашлось бы никакой силы.

Кабинет был пуст. Но за дверьми известной комнаты царило веселье, раздавались шум и гам голосов. Высунулся раскрасневшийся Задов, ахнул, неестественно закатив глаза, всплеснул руками: «Кого я вижу!», нырнул назад. Турин снял фуражку, рукавом стёр холодный пот со лба; дверь комнаты распахнулась шире, и вывалился сам Странников. Навеселе, с рюмками в руках, протягивая одну, крикнул:

— Тёзка! Вот уж не ждал не гадал!

— Здравия желаю, товарищ ответственный секретарь губкома! — попробовал Турин вытянуться, как бывало, щёлкнуть каблуками, но не получилось. — Вот…

— Ничего, солдат! Своими ногами пожаловал! Благодарствую! Выписали, значит?

— Не совсем так…

— Это хорошо! — не слушая, перебил тот. — Выпьем за твоё здоровье!

Турин принял рюмку, Странников, не дожидаясь, осушил свою.

— А ведь я тебя не забыл! — потрепал он его по плечу, не замечая, как тот скривился от боли. — Собирался заглянуть перед отъездом. Артистов взять думал!.. Устроили б тебе концерт по случаю выздоровления!

Он обернулся, за спиной его толпились выбравшиеся развесёлый Задов, дородная Анна Андреевна, побрякивающая на гитаре, особа пожиже и обнажённей, знакомые профессора мединститута: Телятин или Телятников, второй по фамилии Эксельман или Виксельман, признательно кланяясь, твердящие наперебой: «Где же вы, батенька, лечились? К нам нужно было. Мы б вас в один миг на ноги, а то что же — кожа да кости»… Анна Андреевна наседала на Задова, перебирая струны: «Григорий, может, здравицу по такому случаю?»

— Видишь, как рады тебе? — пьяно сверкал глазами Странников. — Айда к нам! — и поманил за собой в комнату. — Сегодня тут только друзья! Сегодня!..

— Василий Петрович, — коснулся его рукава Турин, — у меня разговор к вам.

— Что? Не годится моя компания? — Странников переменился в лице, поморщился, ухмыльнулся. — Мне они тоже изрядно надоели. Прогнать их к чёртовой матери?

— Обстоятельства не терпят…

— Так уж не терпят? — осклабился тот и, покачивая головой, пристально уставился на Турина. — Тайны у тебя?.. Секреты особые не для моих друзей?.. А зря, ведь я про тебя всё давно знаю.

Турин выпрямился, встретил взгляд секретаря.

— Ты на койке лежал, а мне докладывали про твои героические подвиги и победы! — зло начал Странников. — Брауха злодеи погубили, а ты их упустил… В тюрьме уже свидетелей убивают!..

— Василий Петрович!

— Прав ты, тёзка, в одном. Терпеть больше нет сил. Мне! Понимаешь?.. Мне терпеть надоело! Однако я тебя за свой стол зову, как гостя важного представляю, а ты брезгуешь!..

Турин не опустил головы:

— Оправдываться не стану. Правы во всём.

— Вот! — Странников хлопнул его по плечу, опять не заметив, как тот закусил губу от боли. — Признаёшь?.. Не наговаривают, значит, на тебя завистники?

— Нет.

— За это и держу тебя, что не врёшь. Но ведь переполнилась чаша терпения. Жалуются… развалил ты милицию! Не проходит твоя кандидатура в её начальники.

Турин смолчал.

— Что ж мне делать? Гнать тебя? Судить?

— Вам решать, товарищ ответственный секретарь, только прошу уделить мне несколько минут наедине.

— С глазу на глаз? — Странников издевался или потешался, трудно понять, однако осмыслен был его взгляд, суров вид.

— Желательно, — не дрогнул, спокойнее обычного ответил Турин, в критических ситуациях имел он привычку холодеть рассудком и управлять собой.

С минуту разглядывал его Странников. Трезвел, раздумывал. Наконец крикнул в спину уходящему в комнату Задову:

— Гришка! Забирай всю компанию и катитесь к едрене фене! Погуляли и будя! Утром явишься чемоданы паковать.

— Василий Петрович… — обернулся тот, в недоумении развёл руки. — В самый разгар?..

— Убирайтесь! — отрезал секретарь, набивая трубку табаком и закуривая. — Не нарывайся на грубость!

И отвернулся, задымив, кивнул Турину на стул у рабочего стола. Тот доковылял тяжело, уселся, основательно устраиваясь, фуражку перед собой аккуратно положил.

— Выкладывай с чем пришёл, — когда остались одни, процедил сквозь зубы секретарь. — Но имей в виду, встреча наша может стать и последней.

— Последней… — как эхо повторил Турин и мрачно напомнил: — Последний раз встреча наша почему-то не состоялась. Зря прождал я вас на Саратовском вокзале. А сказать уже было чего.

— Погоди, погоди! — полез в ящик стола секретарь. — Не про это ли хочешь рассказать? — и швырнул газету с броским заголовком:

Внимание всем!

Сегодня близ остановки «Городское кладбище» при невыясненных обстоятельствах под рельсами трамвая погибла блиставшая в прошлом актриса театра Стравинская Аграфена Валериановна. Саратовский уголовный розыск просит всех очевидцев происшествия позвонить в дежурную часть по телефону 6–00.

— Глазкин подсунул? — так и перекосило Трубина.

— Привёз. А что тебя так удивляет? О моих отношениях с Павлиной тебе стало известно в Саратове, куда ты на мой вызов прикатил и от меня услышал, а Глазкин раньше многое удумал, чтоб меня в свою подлость завлечь, подстелил даже свою невесту ради решения своих гадких проблем!

Турин напрягся.

— Да-да… Что глаза таращишь? Мог бы догадаться! А когда я узнал об её смерти, сам задурил, страх разум сковал — я ж первый подозреваемый! Так выходило. Он что-то плёл, будто невеста сама руки на себя наложила, засовестившись, но я-то успел её узнать, бабу насквозь видно, как в постели переспишь. К тому же так и эдак получалось — на мне её смерть. Запил я… Э-э-эх! — Странников грохнул кулаком по столу. — Прихватил он меня под самые жабры! Запсиховал я, а он успокаивал, что свидетельницей всему является одна хозяйка той квартиры, она, мол, с перепуга сбежала куда-то, может, сдохла уже где, сама могла из-за корысти на убийство пойти, у покойницы деньги немалые были. А в милицию он заявился, ему сказывали — не нашли при трупе ничего…

— Вот оно как… Вы, значит, и с Глазкиным до моего приезда виделись? — переменился в лице Турин. — Что ж тогда всё это от меня скрывали?

— А чем делиться? Своими подозрениями? Глазкин пообещал, что о моих связях с его невестой никто не пронюхает, я и запивал тоску, страшные свои догадки водкой. Надеялся, что ты сыщик опытный, скумекаешь сам. Да и что врать, здорово тогда я за себя перепугался — летела бы карьера к чёртовой матери, вылези что наружу. Кому сейчас верят, Турин?.. Поэтому рванул в Москву, как из запоя вышел. А оттуда лишь возвратился, Глазкин тут как тут с газетой вот этой, — он ткнул пальцем в заметку, — вот, говорит, как предполагал, перст судьбы покарал убийцу, спокойно жить можно. Но тогда ещё глубже меня прошибло, что не всё так просто — врёт он. Похоже, без его рук убийство Павлины не обошлось…