Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли - Кэтрин Уэбб Страница 19

1911 год

В понедельник ближе к вечеру, очнувшись от послеобеденного сна, Эстер спускается решительными шагами проходит по дому в поисках мужа. Она идет на звуки негромкой музыки в библиотеку и находит его за открытым фортепиано, свадебным подарком ее дяди. Фортепиано завалено кипами нот, книгами с гимнами и партитурами. Пальцы Альберта легко касаются клавиш слоновой кости. Эстер прислоняется к дверному косяку и с минуту наблюдает за мужем, слушая тихие музыкальные фразы, которые повторяются снова и снова с небольшими вариациями. От усердия он склонил голову, и короткие волоски на шее золотятся при свете послеполуденного солнца. Она не решается его потревожить, боясь вызвать неудовольствие. С той ночи, когда разразилась гроза, между ними сохранилась некоторая неловкость, о которой они не говорят и которая заставляет ее сомневаться в его любви. Проходит минута, он — кажется, почувствовав ее присутствие — распрямляется, оборачиваясь через плечо. Эстер улыбается.

— Извини, дорогая. Я не хотел тебя будить, — говорит он, пока она проходит в комнату, чтобы сесть рядом с ним.

— Ты не разбудил, — уверяет Эстер, радуясь, что он вроде бы всем доволен. — Я сама проснулась и хотела встать. Сочиняешь новый гимн?

— Увы, я сочиняю все тот же гимн, — вздыхает Альберт. — Один и тот же третью неделю! Никак не удается положить слова на музыку… Это ужасно раздражает.

— Тебе нужно отдохнуть, милый, — предлагает она.

— Не могу. Не раньше, чем разберусь с ним.

— Сыграй. Может быть, я чем-нибудь помогу. — Эстер садится на стул рядом с ним, лицом к клавиатуре.

— Хорошо, только он совершенно не готов для игры на публике, — смущенно предупреждает Альберт.

— Я не публика. Я твоя жена. — Эстер улыбается и осторожно берет его под руку, легко, чтобы не стеснять его движений.

Альберт извлекает первый аккорд, настраиваясь на тональность.

— Господь, Отец Небесный, куда ни кину взгляд, небесной щедрости Твоей плоды висят! Твой глас и в птичьей трели, и в рокоте волны — Тебе внимаем мы, Твои сыны… — негромко поет Альберт, его голос прыгает вверх-вниз на каждой ноте, как ребенок, играющий в классики. — Вот видишь! — Он умолкает, расстроенный. — Последняя строчка не ложится на музыку!

Эстер протягивает руку и сама играет последние ноты. Она напевает себе под нос, позволяя мелодии двигаться в собственном ритме.

— А вот так? — Она откашливается. — Твой глас и в птичьей трели, и в рокоте волны — Тебе внимаем мы, Твои сыны, — поет она.

Альберт с обожанием улыбается ей:

— Дорогая, у тебя настоящий дар, я даже завидую. Это ты должна сочинять гимны, а не я! Спасибо. — Он целует ее в лоб, лицо его открыто и сияет от счастья.

У Эстер перехватывает дыхание, она боится заговорить, поэтому улыбается и снова наигрывает простенький мотив; и вот так они сидят, залитые приглушенным солнечным светом, рука в руке, напевая и негромко играя на фортепиано.

К одиннадцати вечера дом становится темным и молчаливым. Опускается тихая ночь, напоенная ароматами и теплая, немного не по сезону. Кэт, неслышно ступая, покидает свою комнату, проходит по коридору, спускается по черной лестнице. Ее ноги уже знают, на какие половицы нельзя наступать и где идти, чтобы не издавать ни звука. Хотя мало что может разбудить дом, где привыкли спать под оглушительный храп Софи Белл, думает она. Оказавшись во дворе, Кэт закуривает сигарету, прислонившись спиной к теплой кирпичной стене и глядя на яркий алый огонек, который вспыхивает при каждой затяжке. Когда он гаснет, у нее перед глазами в темноте остается его след. Вокруг дома ухают совы, переговариваются, словно дети, с помощью свиста и писка. На фоне бархатного чернильно-синего неба мечутся маленькие летучие мыши. Кэт наблюдает за ними, зачарованная их беззвучным полетом. Вдруг ей приходит в голову, что она не сможет вернуться в дом, пойти в свою комнату и лечь в этой новой, добродетельной тюрьме, в которую ее заточили. Вокруг столько жизни, ночной воздух гудит, как будто насыщен электричеством. Кэт шагает через луг, и ее туфли в густой траве намокают от росы.

Глаза быстро привыкают к темноте, Кэт идет в сторону канала, сворачивает налево, к бечевнику. Сердце ее бьется чаще от того же волнения, какое она испытывала, когда они с Тэсс в первый раз отправились на собрание. Всего полтора года назад. А будто прошла целая жизнь. Теперь она живет в другом мире. Кэт ощущает напряжение чувств, которым она не может подобрать названия, чувств, почти пугающих, от которых она и сама хотела бы отказаться, но не может им противиться. Кровь в ней бурлит, в кончиках пальцев покалывает. В том месте, где склады и мастерские сменяются городскими домами Тэтчема, на мосту сидит компания мужчин, они курят, болтают и смеются. Другая девушка почувствовала бы страх, однако Кэт нисколько их не боится.

— Ого, кто тут у нас? — спрашивает один из компании, когда она направляется к ним, поднимается на мост с берега канала и останавливается, скрестив руки на груди.

Она не видит их лиц, только тени и контуры. От них исходит запах пота — резкий запах рабочих людей в конце долгого жаркого дня. Пиво, табачный дым, грубая холщовая одежда.

— Ты не заблудилась, девочка? — спрашивает еще один.

— Не заблудилась, и я не девочка. Я ищу Джорджа Хобсона, — говорит она; имя само срывается с языка, хотя она даже не подозревала, что запомнила его.

— Надо же, как ему повезло. Тайное свидание, а? — говорит первый мужчина, ухмыляясь так, что все остальные хохочут.

— Не ваше дело. Так вы знаете, где его найти, или нет?

— Ого, да она еще и злюка! Бойкий у вас язычок, мисс. Я уже не так уверен, что Джорджу повезло!

— Он должен быть в «Пахаре» — скорее всего, сидит в задних комнатах, — подает голос мужчина помоложе. — Знаете, где это? Пройдете немного дальше, а у следующего моста повернете направо, потом идите вдоль дороги на Лондон. Там увидите.

— Спасибо. — Кэт отправляется дальше под благодушное улюлюканье и свистки.

Лишь на пороге «Пахаря» она колеблется, потому что дверь низкая, а помещение внутри темное и, несмотря на поздний час, многолюдное. На мгновение она чувствует страх, будто сейчас снова окажется под замкум, будто может угодить в ловушку. Однако она берет себя в руки и вливается в толпу. В пабе есть и другие женщины, но их очень мало: блузки на них в обтяжку, верхние пуговки расстегнуты, в руках кружки пива, а щеки и губы пылают от поцелуев. «В задних комнатах», — сказал молодой человек. В дальнем конце помещения виднеется грубая деревянная дверь, она закрыта и заперта на засов. Кэт направляется к ней. Когда она берется за засов, то невольно вздрагивает. С другой стороны слышится рев: там хором орет сотня зычных мужских голосов. Неуверенность замедляет движения Кэт, заставляет остановиться. Шум такой, будто по другую сторону двери собралась огромная дикая толпа, а она достаточно знакома с толпой, чтобы ее бояться. Чья-то рука сжимает ее запястье и решительно отодвигает от засова.