Заначка на черный день - Сергей Лавров Страница 19

Света Самушкина тем временем, бурно проведя ночь, по-видимому, испытывала те же муки, что и ее подруга из танцкласса. Пару раз ее так заносило, что я готова была броситься вперед и поддержать ее под руку. Если не держат ноги, держи себя в руках! Вид у нее был растерянный, недовольный, она мало походила на счастливую обладательницу десяти миллионов. Мы друг за дружкой, гуськом свернули на Литовскую, потом на Сампсониевский проспект, потом на Гельсингфорскую, приближаясь к Неве, к Выборгской набережной. Я устала, и в душу мою начало закрадываться подозрение, что красавица в синем пальто от Кардена, которое я видела лишь в модном журнале, бесцельно шатается по городу, не зная, что предпринять и куда пойти.

Похмельный синдром заставил девушку купить в ларьке банку джина с тоником. Деточка, похмеляться лучше пивом, как же тебя мама не научила? Пока она стояла в очереди, я на лотке неподалеку взяла сосиску в тесте и с отвращением вцепилась в нее зубами. Конечно, голод не тетка, но требуха взамен семги и мяса по-французски — это оскорбительно!

Однако в тот день мне не судьба была перекусить спокойно. Пользуясь минутой передышки и тем, что Света Самушкина завернула в синюю кабинку платного туалета, я расслабилась, привалилась к кирпичному забору завода «Красная заря», глядя на мерцающие волны Невы и слушая крики чаек, низко снующих под хмурым пасмурным небом. Близок уже был Гренадерский мост, темной громадой возвышались по ту сторону реки казармы Гренадерского полка…

Неожиданно поведение одной из машин показалось мне подозрительным. Желтая «волга», по виду похожая на угнанное такси, медленно проехав довольно далеко вперед вдоль парапета набережной, вдруг развернулась, явно нарушая правила, и покатила в обратном направлении, держась у самого тротуара. Почти достигнув того места, где я стояла со своей сосиской в зубах, «волга» вдруг остановилась. Из салона поспешно вылез встревоженный тип армянской наружности в темном старомодном пальто и теплой кепке, и заметался по тротуару вперед-назад, точно гончая в поисках потерянного следа. На лице его была целая буря эмоций — и недовольство, и возмущение, и гнев, и страх. Не найдя того, что искал, армянин хлопнул руками по ляжкам, выругался по-армянски и обратился ко мне.

— Бабка! Эй, бабка!

— Я вам не родственница, молодой человек, — неприязненно сказала я, демонстративно отворачиваясь, а у самой сердце замерло от испуга. Да еще эта проклятая сосиска…

— Вах-х!.. Женщина! Слушай, женщина! Не видел девушка?! Такой високий, такой — ух-х!! Весь из себя такой!

«Тебе и корова будет ух-х!» — подумала я, обомлев, и с перепугу сумела только покачать головой. Ругнувшись сквозь зубы, он снова заметался по тротуару. В «волге» сидело еще двое. Мгновения текли, как речные волны; Света Самушкина могла вот-вот объявиться и угодить прямо к ним в лапы! Выплюнув сосиску, откашлявшись, я позвала:

— Парень, эй! Туда пошла твоя девушка… Прямо пошла, быстро. Села в машину и уехала.

— Какой машина! — подскочил он ко мне, в отчаянии сжимая кулаки. — Откуда машина?! Ты врешь!

Я только пожала плечами, стараясь не показать, как я его боюсь. В этой чертовой промзоне даже переулочка поблизости не было, чтобы направить их по ложному следу — вот я и брякнула про машину.

— Красная такая машина… иномарка, — продолжала я стоять на своем.

— Н-ну, сматры! — угрожающе потряс он кулаком перед моим носом и побежал к «волге».

Едва они рванули в погоню за несуществующей красной машиной, как щелкнул замок и Света Самушкина, ничего не подозревая о нависшей над ней опасности, поправляя перышки, выбралась на белый свет из синенькой кабины биоклозета. Ни минуты не колеблясь, я решительно подошла прямо к ней и сказала первое, что пришло на ум:

— За тобой следят кавказцы на желтой «волге». Беги налево, за угол по Смолячкова, и спрячься в метро!

Она не удивилась моим словам и самому моему появлению, будто с минуты на минуту ждала нечто подобное. Лицо ее исказилось ужасом, она тихо вскрикнула и прижала руку к пухлым детским губам, потом заметалась, потеряв направление и не понимая, куда бежать. Я дернула ее за рукав и показала пальцем, и девушка помчалась во всю прыть, стуча каблуками, а пышная рыжеватая грива моталась у нее за спиной. Я заторопилась следом изо всех сил, но мне было не угнаться за ней, длинноногой молодой антилопой, и через полминуты я уже потеряла ее из виду.

Ох, и пришлось же мне побегать за эти дни! Где мелкой трусцой, приподняв пальто, где рысью, а где и полным галопом! Сердце колотилось, дыхание перехватывало, ноги сделались, как ватные. Уже через минуту бега я перешла на шаг, потом опять припустила трусить по кочкам и рытвинам улицы имени неизвестного мне Смолячкова. Ужасно, я вам скажу! Ручейки пота заливали глаза, скатывались за ворот по телу! Мне было жарко, как в бане!

Я опоздала. Я поняла это сразу же, как только преодолела тупой угол улицы и за старыми грязно-желтыми питерскими зданиями увидела вдали зеленый сквер, посреди которого находилась станция метро «Выборгская», где Света Самушкина могла укрыться от опасности. Могла — но не успела.

Ей не хватило какой-то сотни метров. Может быть, они нагнали ее, вернувшись с набережной, а может, что вероятнее, преследователи сделали крюк по Гренадерской, осмотрели площадь, вход в метро и возвращались по Смолячкова к тому месту, где потеряли ее из виду. Это была фатальная неудача. Я сама послала ее навстречу гибели…

У края проезжей части, уткнувшись разбитым дымящимся радиатором в покосившийся фонарный столб, в венчике выбитых стекол стоял белый фургончик. Водитель в черной кожаной куртке, с бледным землистым лицом и каким-то отсутствующим взглядом ходил короткими шажками возле машины, туда-сюда, туда-сюда, часто и быстро, как маятник, и все чиркал зажигалкой, пытаясь прикурить. В распахнутой кабине фургончика сидела женщина с окровавленным лицом и громко стонала. А чуть поодаль, у поребрика, привалившись виском к холодному бордюрному камню, окруженная пятью-шестью зеваками, раскинув и неестественно вывернув длинные ноги, испачкав черные брюки и пальто от Кардена, лицом вниз лежала на мостовой бывшая танцовщица Света Самушкина, и ее чуть рыжеватые пышные волосы слиплись в один большой кроваво-черный колтун…

Желтой «волги» нигде не было видно. Ее успел заметить только водитель фургончика, уклоняясь от столкновения, да какой-то старичок с палкой и зонтиком. Только старичок утверждал почему-то, что машина была зеленая. Вдали запищала сирена — то ли неотложной помощи, то ли наряда милиции. И то, и другое было бесполезно.

Я постояла с минуту, сдерживая дрожь во всех конечностях, успокаивая дыхание. Сердце мое болело… а может, это было и не сердце? Только где-то в груди ныло так противно, так беспрерывно при каждом вдохе. Мне стало холодно, очень холодно. Не желая попасть в милицейский протокол, да, собственно, и не являясь свидетелем дорожно-транспортного происшествия, я медленно, прихрамывая, побрела к метро, стуча зубами, едва сдерживая частую крупную дрожь во всем теле. Я, кажется, мозоль себе натерла…