Алая гроздь турмалина - Людмила Мартова Страница 2

Опять прошелестели едва слышные шаги, крякнула рама окна, и человек исчез так же, как появился, нырнув в буйство зелени остатков неухоженного сада. Снова погрузившись в полную тишину, которую теперь ничего не нарушало, даже летний дождь, дом печально и торжественно смотрел на лежащее в одной из своих гостиных тело. За чем бы ни приходили эти двое, оно пока осталось у дома.

Лена, точнее, Елена Николаевна Беседина, поскольку именно так ее звали практически все знакомые, проснулась словно от удара и села в постели, тяжело дыша и потирая висок, который наливался тупой болью. Часы, мерцавшие в полумраке, показывали классический «час волка» – самое начало четвертого, момент перед летним рассветом, то самое время, когда, по статистике, умирает больше всего людей.

После того как именно в этот проклятый час Лена потеряла сначала отца, а потом и маму, это время она особенно не любила, и, если просыпалась между тремя и пятью часами утра, то чувствовала безотчетную тревогу, даже страх. Она растерла лицо руками и прислушалась к ощущению, похожему на дрожащее внутри желе. Что-то должно случиться.

Встав с кровати, она нащупала ногами тапочки, стараясь двигаться неслышно, вышла из спальни в коридор, дошла до комнаты сына и заглянула через приоткрытую дверь. Разметавшийся на кровати Митька спал крепко и спокойно, как и положено в двенадцать лет. Ее тихих шагов он, разумеется, не услышал. Немного успокоенная Лена вернулась в спальню и рассеянно погладила вопросительно глядящую на нее собаку.

Пес, восемь лет назад подобранный на улице спаниель по кличке Помпон, разумеется, не мог не заметить ее ночных передвижений, но вставать в силу возраста ему уже было лень, потому он спокойно дождался возвращения хозяйки, чтобы убедиться – все в порядке. Помпон был собакой спокойной и с чувством собственного достоинства, так что суетиться не любил.

– Спи, – прошептала ему Лена, – рано еще.

Успокоенный ее голосом, пес послушно откинулся на свою мягкую лежанку и тут же засопел. Лена легла в кровать, жалея, что не может последовать его примеру и твердо уверенная в том, что больше не заснет. Такое с ней случалось, если она просыпалась в «час волка». Нечасто, но, бывало, и главное, что сейчас следовало сделать, это занять голову чем-нибудь полезным, чтобы не попасть в плен к глупым страхам.

К счастью, подумать ей было о чем. В ближайшие дни стартовали работы по реставрации старинного и очень известного дома, за которую она отвечала от и до, поскольку была главным архитектором-реставратором проекта. К дому она относилась с почтением, поскольку его история этого заслуживала, а к новому владельцу с не менее искренним уважением, потому что человеком он был уникальным. В нынешние времена, когда все вокруг покупалось и продавалось, а любые решения принимались только в пользу потенциальной прибыли, этот человек был настоящим меценатом, готовым вкладывать ресурс в виде денег и времени в восстановление памятников истории и архитектуры, которые без этого неминуемо погибли бы, причем уже в ближайшие годы.

Мецената звали Петр Беспалов, и первая встреча с этим человеком состоялась у Елены Бесединой два с лишним года назад, когда он уговорил городские власти передать ему исторический особняк – дом Балуевских. Лена была очень горда тем, что работу по реставрации этого здания он поручил именно ей, хотя особого опыта у Бесединой тогда и в помине не было. Да, она увлекалась историей архитектуры и про городские особняки XIX века знала, пожалуй, все, но ее реставрационное портфолио было более чем скромным.

Беспалов ей поверил, и она поклялась самой себе, что не подведет. За хранившимися в архиве материалами по истории дома Балуевских она провела не одну ночь, над чертежами и эскизами – и того больше, но результат превзошел все ожидания. Дом засиял новыми красками, сохранив при этом свои уникальные черты и максимум исходных материалов. Его разобрали, почистили, ошкурили, собрали, укрепили и покрасили фактически заново, и сейчас это был, пожалуй, лучший в их городе образчик особняка XIX века, в котором можно жить, работать и проводить экскурсии без опаски падения чего-нибудь на голову. К сожалению, таким состоянием другие старинные дома в их городе похвастаться не могли.

Работа была закончена только осенью, но за прошедшие месяцы Лена успела соскучиться по ежедневным визитам на объект, к которому относилась как к своему ребенку. Она знала в доме каждую трещинку, каждую половицу, каждый наличник. Она любила его и знала, что он отвечает ей взаимностью. Дом был благодарен Елене Николаевне Бесединой за то, что она его спасла.

Наверное, своему владельцу дом был благодарен, в первую очередь, но Беспалов теперь в нем жил вместе со своей женой, так что пользоваться результатами этой благодарности мог сполна, а вот Лена бывала там нечасто. Если уж быть совсем точной, то с октября, когда была закончена реконструкция, и до марта, когда Беспалов пригласил ее в гости, чтобы объявить: берет в льготную аренду второй старинный особняк, – в доме Балуевских она не бывала ни разу. И только войдя внутрь просторной гостиной, поняла, как сильно, оказывается, соскучилась.

– Здравствуй, – шепотом сказала она дому, с которым привыкла разговаривать во время ежедневных встреч. В ее понимании дом был живым существом, но Лена никому про это не рассказывала, чтобы не сочли сумасшедшей. В сознании окружающих она и так числилась женщиной со странностями.

К предложению возглавить новые реставрационные работы она отнеслась с восторгом, потому что это означало не только стабильный заработок, но и интересную задачу, в которую можно нырнуть с головой. На этот раз Беспалов был намерен вложить средства в спасение одноэтажного старинного особняка, носившего имя своего последнего владельца – бывшего городского головы Николая Яковлева, возглавлявшего их небольшой губернский город с 1893 по 1917-й.

Информации о доме, являющимся памятником культурного наследия регионального значения, было немного. Даже год постройки был приблизительным – первая половина XIX века, а уж имя архитектора и автора проекта вообще неизвестно. Со стороны улицы это был одноэтажный особняк с высокой цокольной частью, сейчас изрядно разрушенной, выполненный в подчеркнуто парадных ампирных тонах. Центр здания выделялся шестиколонным тосканским портиком с фронтоном. Окна декорированы тонкими, слегка изогнутыми сандриками-«бровками».

Дворовый фасад дома выглядел значительно проще – не имел портика, определяющим всю архитектуру был низкий антресольный этаж и характерное для провинциальных купеческих особняков крыльцо с зонтом на металлических узорных кронштейнах. Вдоль уличного фасада шла анфилада парадных комнат, то есть залы и гостиных, со стороны дворового фасада располагались спальни и комнаты для прислуги. Сбоку к дому когда-то примыкал зимний сад, уничтоженный после революции.

На данный момент из элементов внутреннего интерьера сохранились только межкомнатные двери из красного дерева с позолотой, и, пожалуй, проект можно было бы считать скучным, если бы не изразцовые печи в каждой комнате, декорированные белым кафелем и украшенные античными фигурами: были танцовщица в древнегреческой одежде, муза с лирой в руках и два воина в доспехах. Задача по реставрации этих четырех фигур – по числу парадных гостиных, – по интересности с лихвой компенсировала все остальные рутинные работы по подъему и укреплению фундамента, очистке, ошкуриванию и покраске стен, замене прогнивших половиц, усилению конструкции портика и восстановлению внутреннего убранства. Но браться за печи стоило лишь в последнюю очередь, когда основные работы будут уже позади. Хороший стимул работать быстро.