Жестокий мир мужчин - Татьяна Полякова Страница 2

– Самое страшное позади, – помолчав, сказалон. – Осталось две недели. Две недели ты можешь выдержать? Без коньяка иночных истерик?

– А что изменится через две недели? – жалобноспросила я, а Сашка пожал плечами.

– Он вернется.

– И что? – Я стиснула рот рукой, боясь, что опятьразревусь.

Сашка долго смотрел на меня, очень долго, за это время янемного успокоилась, прикрыла ладонью глаза от света и стала смотреть в никуда,а потом попросила:

– Ладно… Прости меня. У тебя своих забот полно. Я ведусебя как последняя дура. Прости.

– Какие у меня заботы? – хмыкнул он, вытянулсярядом, обнял за плечи и стал гладить мои волосы.

– Помнишь, я болела корью… – неожиданно спросилая. – В каком классе?

– В детском саду. В подготовительной группе. А что?

– Ничего. Просто подумала… Как давно это было…

Тогда я вроде бы шла на поправку, и мама выписалась наработу. Сашка жаловался на головную боль, и родители на всякий случай оставилиего дома. Мы играли в разбойников, прыгали с шифоньера на диван, разучивали напианино «собачий вальс» и вообще веселились от души. К обеду у меня вдругподнялась температура, я задыхалась и тряслась в ознобе. Сашка позвонил маме, апотом сидел рядом со мной, вцепился в мою руку обеими руками и смотрелиспуганно.

«Сашка, я ведь не умру?» – перепугалась я так, что началазаикаться, а он затряс головой и сказал:

«Нет. Чего ты? – А потом добавил: – Я тебя люблю.Очень».

«И я тебя», – ответила я, и это было сущей правдой.

Я всегда его любила, больше, чем родителей, больше, чембабушку, больше всех… до некоторого времени. А в Сашкиных глазах, когда онсмотрел на меня, с тех пор где-то в самой глубине зрачка таился страх. Яприжалась к нему и сказала:

– Я люблю тебя…

– Все будет хорошо, – повторил он и поцеловал моиволосы. – Вот увидишь. Он вернется, и все будет хорошо.

– Он ни разу не написал мне, – всхлипнулая. – Он не хотел меня видеть. Он считает, что я во всем виновата. И этоправда.

– Что правда? – вздохнул Сашка.

– Все. Если бы не я…

– Вот что… – Он поднялся. – Давай-ка выпьем.Коньяк еще остался. И поговорим.

Сашка сходил на кухню, вернулся с двумя рюмками и бутылкой,поставил их на тумбочку, неторопливо разлил коньяк.

– Давай… за нас.

Я выпила и опять легла, закинула руки за голову и уставиласьв потолок.

– Ведь он не убивал… – сказала я скорее себе, чем Саше.

– Конечно, нет, – кивнул он.

– Но его посадили…

– Менты имели на него большой зуб, и вдруг такподфартило… Грех было не воспользоваться…

– А я… я только все испортила… – чувствуя, что опятьскатываюсь в истерику, прошептала я.

– Ты хотела его вытащить. Только за него взялисьвсерьез и серьезные люди. Тебя допрашивали двенадцать часов почти непрерывно.Кто смог бы выдержать такое?

– Я… я должна была выдержать.

– Чепуха. Ни ты, ни я, ни он сам… Улики налицо, ментыдовольны. Это ж было не расследование, а рождественский подарок. Оружие, изкоторого только что стреляли, в его машине, и сам он в сотне метров от дома,где совершено преступление, в этой самой машине задержан через десять минутпосле убийства. Твои показания ничего бы не изменили.

– Но ведь он не убивал?

– Нет. Мне он врать бы не стал. Да и на кой черт емуубивать этого придурка?

– Все решили по-другому…

– Забудь. Это не имеет значения.

– Он тоже так решил, – упрямо сказала я. – Онменя бросил. Скажи, за что?

– Не начинай все сначала, – нахмурилсяСашка. – Ты все знаешь не хуже меня. Его подставили, да так ловко, что унего не было шансов выкрутиться. Ни одного шанса. Он не был бы самим собой,если бы сразу сдался, но и он не верил, что выкрутится. Слишком многимхотелось, чтобы он сел.

– Он бросил меня, – зарываясь лицом в подушку,напомнила я. – Он считает, что я его предала…

– Чушь собачья. Он не бросил, а сел в тюрьму. И он нехотел тебя связывать на долгие годы. Не такой он человек. Согласен, у него неочень хороший характер, но винить тебя он бы никогда не стал.

– А может, ему просто наплевать…

– Вот что, – вздохнул Сашка. – Давай-каспать. Если не возражаешь, я останусь у тебя.

– Хорошо, постелю тебе на диване. – Я поднялась, аСашка ушел в ванную. – Как твои дела? – догадалась спросить я, когдаон уже лег.

– Мои дела? Нормально. Как же еще?

– Где ты был?

– Когда? – не понял он.

– Я хочу сказать, откуда ты ко мне приехал?

– А-а… Так, посидели в одном месте… перекинулись вкартишки. Отправился домой, вижу, у тебя свет горит, вот я и позвонил…

– Его ждут? – без всякой связи спросила я.

– Кто? – вроде бы удивился Сашка.

– Не знаю… Кто-то… Например, те люди, которым оченьхотелось, чтобы он оказался в тюрьме… Это опасно, да?

Сашка лежал, глядя в потолок, потом повернулся ко мне изаговорил очень серьезно:

– Послушай меня, пожалуйста. Когда он сел, нам здороводосталось: тебе, мне, всем, кто был с ним. Тигр в клетке, шакалы воют… Не мнетебе рассказывать, что было. Время прошло, и ничего не вернуть: он отсидел заубийство, которое не совершал. И он возвращается.

– Просто возвращается? – уточнила я.

– Да. Именно так. Он не хочет мстить, если ты об этом.И не собирается искать тех, кто его подставил. Он просто хочет жить. Этопонятно?

– Конечно, – усмехнулась я. – Если бы речьшла о ком-то другом.

– Ты можешь относиться к этому как угодно, но всеобстоит именно так.

– Выходит, он здорово изменился, – усмехнулась я.

– Не он один. Мы все изменились. А ему досталось большевсех.

Я посмотрела на фотографию на стене, не выдержала изаревела, кусая пальцы.

– За что? Скажи, за что он так поступил со мной?