Бедная мисс Финч - Уилки Коллинз Страница 2

Мне было предложено ехать до города Льюеса в Сусексе. Прибыв туда, я должна была спросить экипаж отца моей будущей хозяйки, названного на визитной карточке достопочтенным Терцием Финчем. Этот экипаж доставит меня в приходский дом в селении Димчорч. Селение же Димчорч лежит среди Соут-Доунских гор, милях в четырех от морского берега. Вот все, что знала я, садясь в вагон. Неужели после исполненной приключений жизни, после бурных волнений моей республиканской деятельности во времена доктора, я похороню себя в глухом английском селении и буду влачить такое же однообразное существование, как овцы, пасущиеся на горах? При всей моей опытности я еще не знала тогда, что в самых глухих уголках достаточно места для самых могучих страстей человеческих. Я видела драму жизни в треволнениях революций в тропиках, теперь мне предстояло следить за ней с захватывающим интересом в зеленой глуши Соут-Доунских гор.

Упитанный мальчик с светло-русыми, как у саксонца, волосами, потертая зеленая колясочка и мохнатый гнедой пони предстали предо мной на станции Льюес. Я спросила мальчика:

— Вы слуга достопочтенного Финча?

А мальчик ответил:

— Стало быть, так.

Мы проехали по городу. Улицы с уныло чистыми домами. Ни души не видно было в плотно затворенных окнах. Никто не выходил из мрачных, запертых дверей. Ни театра, ни общественных зданий, кроме пустой ратуши, на белых ступенях которой стоял задумавшись полицейский. Ни одного покупателя в лавках и никого за стойкой, чтобы продавать товар, если б явились покупатели. Кое-где по пути встретились местные жители, которые с изумлением таращили на нас глаза и, по-видимому, не были способны ни к чему другому. Я спросила мальчика Финча:

— Что, этот город богатый?

Мальчик достопочтенного Финча осклабился и ответил:

— Стало быть, богатый.

Хорошо. Здесь, по крайней мере, презренные богачи не наслаждаются жизнью.

Оставив этот город скучающих людей, замурованных в домашние гробницы, мы выехали на красивую большую дорогу, идущую в гору. По обеим сторонам расстилалась широко открытая местность.

Открытая местность недолго может занять внимание путешественника. Я переняла от моего бедного Пратолунго привычку выведывать политические убеждения тех ближних, с которыми встречаюсь на чужой стороне. От нечего делать я стала выведывать убеждения Финчева мальчика. Его политическая программа оказалась следующая: как можно больше мяса и пива, как можно меньше работы. За это приподнимать шапку при встрече со сквайром и довольствоваться положением, в которое Богу угодно было его поставить. Презренный мальчик Финча! Мы достигли самого высокого места дороги. Справа отлогий склон и плодородная долина; посреди ее церковь и селение, а далее возмутительно отрезанный от общины оградой луг и лес, называемый парком, достояние тирана, с дворцом, где пировал и жирел этот враг человечества. Слева великолепный вид на зеленые горы, уходящие волнами до горизонта. К удивлению моему, Финчев мальчик слез с козел, взял пони под уздцы и неспеша свел его с дороги, к холмистой пустыне, где не видно было ни тропинки. Коляска начала качаться и колыхаться, словно корабль на море. Пришлось держаться обеими руками, чтобы не упасть. Я подумала сначала о пожитках моих, потом о себе.

— Много ли такой дороги? — спросила я.

— Три мили будет, — отвечал Финчев мальчик.

Я велела остановить корабль, то есть коляску, и вылезла. Мы привязали пожитки мои веревкой и двинулись далее: мальчик впереди, а я позади, пешком.

Какая прогулка была! Какое небо над головой, какая трава под ногами! Благоухания земли и соленая свежесть отдаленного моря смешивались в легком ветерке. Невысокая душистая трава упруго склонялась и поднималась под ногами. В небесной высоте громады белых облаков торжественно неслись по синему небу. Колючий кустарник, разбросанный клумбами по лугу, был в желтом цвету. Мы шли все дальше, то вверх, то вниз, то подаваясь вправо, то сворачивая влево. Я оглянулась кругом: ни жилья, ни дороги, ни тропинки, ни оград, ни заборов, ни стен, ни признаков человеческой жизни. Повсюду, куда ни обернись, лишь величественное уединение гор. Не видно было ни одного живого существа, кроме овец, рассыпанных в лазурной дали, да жаворонка, поющего над моей головой свою песню блаженства. Чудное место. Не далее одного переезда от шумного многолюдного Брейтона, а здесь иностранец лишь по компасу мог бы найти дорогу, точь-в-точь как на море. Чем дальше проходили мы, тем живописнее и пустыннее становилась местность. Мальчик шел где вздумается; здесь преград не было. Бредя сзади, я иногда видела лишь задок коляски, поднятый на воздух, мальчик же и пони исчезали за крутым спуском. Иногда, напротив, на подъеме в гору, мне представлялась вся внутренность коляски, а над коляской пони, а над пони мальчик и, о Боже, пожитки мои, колыхавшиеся в объятиях ненадежной веревки. Двадцать раз я ждала, что поклажа, и коляска, и пони, и мальчик — все вместе скатится в лощину. Но нет. Ни малейшая случайность не испортила мне приятного путешествия. Политически достойный презрения, Финчев мальчик имел и хорошую сторону: он был отличный вожак по Соут-Доунским горам.

Достигнув вершины пятидесятого, как мне казалось, холма, я начала отыскивать глазами следы селения.

Позади стлались волны гор; тени облаков двигались по пройденной нами пустыне. Впереди, в синеющем просвете, виднелась отдаленная белая полоса моря. Под ногами открывалась глубочайшая из виденных мною до сих пор долин, и первый след присутствия человека был уродливо запечатлен на лице природы в виде четырехугольной полосы расчищенной и вспаханной земли среди зеленого склона. Я спросила:

— Подходим ли мы к селению?

Финчев мальчик кивнул и ответил:

— Стало быть, подходим.

Удивительный Финчев мальчик! Что ни спроси у него, обороты его речи все одни и те же. Этот юный оракул неизменно отвечает на все тремя словами.

Мы спустились в долину. Достигнув ее дна, я усмотрела еще признаки человека. Предо мною была дорога, примитивная колесная дорога, глубоко врезанная в известковую почву. Мы перешли через нее и обогнули гору. Еще признаки человеческой жизни. Два маленьких мальчика, очевидно, приставленные сторожить нас, выскочили из сухого оврага. Они с визгом побежали кратчайшим путем, известным им одним. Мы еще повернули в другой изгиб долины и перешли через ручей. Я сочла своею обязанностью ознакомиться с названиями местности.

— Как называется этот ручей?

— Он называется Кокшут.

— А большая гора справа?

— Овербло.

Еще пять минут, и мы увидели первый дом, маленький и одинокий, построенный из щебня и известняка.

— И этот дом имеет свое название?

— Конечно. Он называется Броундоун.

Еще десять минут ходьбы, в продолжение которых мы все более углублялись в таинственные зеленые изгибы долины, и великое событие дня свершилось наконец. Финчев мальчик указал вперед кнутом и сказал (даже в эту торжественную минуту ограничиваясь тремя словами) :