Держи меня крепче - Татьяна Полякова Страница 2

– Или нет. И это действительно был Лукьянов, –нахмурившись, сказала я. – Он хотел, чтобы я его увидела. Увидела ребенка.Он намерен продолжать игру. Только у него ничего не выйдет.

– Вопрос, как долго ты все это выдержишь, – совздохом заметил Тагаев.

– Я выдержу. Если ты будешь рядом, выдержу. Помнишь,что ты мне обещал?

Он опять вздохнул.

– Помню. Я все помню. Но…

– Не знаю, где он взял ребенка, – торопливозаговорила я. – Это могла быть просто кукла, понимаешь? Мне стыдно, что я…я вела себя глупо. Сегодня он может собой гордиться – добился своего. Но второйраз повода радоваться у него не будет. Обещай мне, Тимур.

– Я сделаю все, что ты скажешь, – ответилон. – Больше всего на свете я хочу убить эту сволочь… вру, –усмехнулся он. – Больше всего на свете я хочу видеть тебя счастливой. Значит,я забуду о нем. Забуду, что хочу убить его и что он вообще есть на свете.Только… – Он резко отвернулся, не желая продолжать, но я знала, что онхочет сказать этим «только».

– Мы справимся, вот увидишь, – твердо сказала я,поражаясь своей уверенности.

– Конечно, справимся, – кивнул он, обнял меня идобавил тихо: – Я рад, что ты рассказала… – И в тот момент мне стало ясно:он боялся того же, что и я, молчаливого страдания в одиночку, невозможностипробиться сквозь эту боль, которая несет в себе одно отчуждение.

С того дня кошмар, преследовавший нас последние три месяца,внезапно кончился. Больше не было ночных звонков по телефону, когда я слышала,как в трубку плачет ребенок. Мой ребенок, которого я считала мертвым [Подробнооб этой истории читайте в книге Т. Поляковой «Леди Феникс», издательство«Эксмо».], в чем Лукьянов все три месяца пытался меня разубедить. Отошли впрошлое долгие консультации с самыми известными врачами, твердившими в одинголос, что сохранить ребенка при полученных мною травмах было невозможно. Но,даже если допустить, что он каким-то образом выжил, после преждевременных родовему бы потребовалась серьезная помощь, специальные аппараты и прочее, чего небыло и быть не могло в клинике, где я очутилась. «Это невозможно», – повторялиони, и я им верила, но, будто заноза, сидело в мозгу: «А вдруг?» Лукьянов издесь оказался прав, это «а вдруг» не давало мне покоя, сводя на нет все моистарания забыть тот ужас.

Когда Тимур стал жить в моей квартире, на звонки по ночамотвечал он. Как видно, Лукьянова это не устраивало, и он придумал болеедейственное средство, в результате мы столкнулись с ним в торговом центре. Нопосле того памятного дня Саша исчез. Не звонил и никак иначе себя не проявлял.Что это было: признание того, что затянувшаяся игра ни к чему не приведет, илиЛукьянов собирался преподнести мне очередной сюрприз? Хорошо его зная, ясклонялась ко второму. Но ничего не происходило.

И я все реже думала о Саше, а если и думала, то безпривычного страха. Иногда, среди ночи, я просыпалась в холодном поту и вдругпонимала: ничего не кончилось. Моя любовь к нему, запутанные отношения встранном любовном треугольнике, где действующими лицами были я, Тимур иЛукьянов, и та боль, которую мы причинили друг другу… Я могла бы решить: онпонял, что зашел слишком далеко, и отказался от своих намерений, если бы быласпособна заподозрить в нем подобное благородство. В своих кошмарах я видела егоубегающим, раненым, даже убитым и просыпалась в слезах, и тогда приходиламысль, что его исчезновение из моей жизни связано с обстоятельствами, весьмаопасными для него. Человеку, который прятался под чужой личиной, не стоилоявляться сюда, и страх, что сны мои могут стать пророческими, заставлял менястискивать зубы. Но и с этим я научилась бороться. Я больше не пялилась впотолок, а прижималась к Тимуру, спеша найти в нем поддержку и утешение, истрах уходил.

Вопреки моим опасениям, наши отношения с Тимуром вовсе незашли в тупик. Словно по молчаливому уговору, мы избегали недомолвок и сготовностью шли на уступки друг другу. Я вернулась на работу к Деду. Тимуру этовряд ли нравилось, но возражать он не стал. Зато сделал мне предложение. Я егоприняла, прекрасно понимая: в сложившихся обстоятельствах отговорки типа «давайподождем» попросту разрушили бы наши отношения. Хотя кое-какие сомнения у менябыли. Опять же не ясно, как к этому отнесется Дед, мой бывший любовник иблагодетель, а ныне работодатель. Конечно, можно послать его к черту, но я поопыту знала: это проще сказать, чем сделать. Не так легко вычеркнуть его изжизни, слишком многое нас связывало.

Дед отнесся к моему замужеству как к неизбежному злу.Недавние события и его кое-чему научили.

– Поступай как хочешь, – сурово заявил он, когда ясообщила о своем намерении. – Если тебе интересно мое мнение, ты делаешьглупость.

– С чего вдруг? – усмехнулась я.

– В своем стремлении помочь ему ты заходишь слишкомдалеко, – отрезал он.

– Помочь? – вытаращила я глаза, хоть идогадывалась, что он имеет в виду.

– Разумеется. Твой Тагаев напоминает натянутую пружину.И если вдруг… впрочем, ты лучше меня знаешь, что будет, если это «вдруг»произойдет. Оттого и вбила себе в голову, что должна быть рядом. Глупостьнесусветная. Хотя… я тебя понимаю, Детка. Нутро у него звериное, и удержать егоот этого зверства можешь только ты. Но меня мутит при мысли о твоейдобровольной жертве.

– А тебе не приходила в голову мысль, что я люблюего? – хмуро спросила я.

– У меня в этом большие сомнения. Но тебя я вряд лисумею переубедить. Жизнь покажет, кто из нас прав.

– Лучше бы ты пожелал мне счастья, – фыркнула я.

– А чего, по-твоему, я желаю, соглашаясь с этимдурацким решением? Ладно, выходи замуж, постараюсь это пережить. А когда тыпоймешь… не зыркай с огнем в очах, помни главное: я рядом. И если почувствуешь,что сваляла дурака… Надеюсь, ты наплюешь на свою дурацкую гордость и простоскажешь мне об этом, а не будешь страдать, обманывая меня и себя, чтосовершенно счастлива.

По обоюдному согласию от пышной свадьбы мы с Тимуромотказались. Мне она была не нужна, да и о самолюбии Деда стоило все-такиподумать. Тагаеву важен был сам факт, а не присутствие на свадьбе двух сотенграждан, которые, по большей части, были нам безразличны. Однако он настоял навенчании, и хоть Дед скроил презрительную мину, бросив с неприязнью:

– Вот уж не думал, что он у нас верующий, – я сготовностью согласилась.