Осенний мадригал - Чингиз Абдуллаев Страница 2

Он улыбнулся и пошел к лестнице. Но не спустился вниз ккурильщикам, а поднялся наверх, на третий этаж, где было тихо. Усевшись наподоконник, он смотрел вниз, на мерцающие огни ночного города. Внезапно заспиной послышались чьи-то торопливые шаги. Он оглянулся и чуть нахмурился — этобыла она, та самая молодая женщина. Правильные черты лица, чуть удлиненныйузкий нос, миндалевидные светлые глаза, мягкий подбородок, красиво уложенныечерные густые волосы, доходившие до плеч. Чувственные губы. Она была втемно-сером платье с длинными рукавами. Он с удовлетворением отметил сдержанныйнаряд молодой женщины, ее элегантную небольшую сумочку и обувь от Гуччи. Стильобуви и сумочек невозможно было спутать.

— Извините, — торопливо сказала она, глядя на него. Былозаметно, как она волновалась. И спешила сюда, чтобы застать его одного. — Яхотела вас спросить…

— О чем? — удивился Дронго. Они даже не были представленыдруг другу.

— Вам нравится число «тридцать пять»? — неожиданно сказалаона.

— Не знаю, — честно признался Дронго, — мне больше нравитсячисло «семь».

— Почему семь? — не поняла незнакомка, чуть нахмурившись.

— Я родился седьмого, — пояснил он. Было очевидно, что своимнеожиданным ответом он несколько поколебал ее решимость продолжать разговор. —Кроме того, мне вообще нравится семерка. Говорят, что число «шесть» имеетотношение к дьяволу, а число «семь» — к Богу. Наверно, поэтому.

— Вы верующий человек? — изумленно спросила она, сделав шагв сторону.

— Скорее агностик, — усмехнулся Дронго, — очень хочетсяповерить, что мы с вами встретимся на том свете. В аду или в раю. Я бысогласился и на ад. Только ничего не будет. Ни рая, ни ада. В этом я абсолютнотвердо убежден.

Было заметно, как она колеблется. Очевидно, она ожидалаболее конкретного ответа на свой вопрос. Дронго терпеливо ждал. В некоторыхслучаях лучше не форсировать события.

— У вас есть зажигалка? — неожиданно спросила она, невынимая сигареты из сумочки.

— Нет, — ответил он, глядя ей в глаза. — Я не курю.

— Как странно, — произнесла она с заметным усилием, — я ведьтоже не курю. — Такое продолжение способно интриговать. Он смотрел на нее,ожидая продолжения разговора. Но она молчала. Очевидно, первые слова, которыеона произнесла, были и без того слишком смелыми для нее.

— Почему-то мне показалось, что вы хотели поговорить именносо мной, — помог ей Дронго.

Она посмотрела по сторонам, словно опасаясь, что ее могутувидеть. И кивнула утвердительно.

— Мы раньше встречались? — поинтересовался он, вдругиспугавшись, что не узнал незнакомку.

— Нет, — улыбнулась она, — нет. Мы никогда раньше невстречались. Но я много слышала о вас. Говорят, вы самый интересный человек изтех, кого можно встретить в реальной жизни. В одной из газет я прочлаутверждение журналистов, что вы либо экстрасенс, либо человек, прилетевший сдругой планеты, — настолько точно вы умеете предсказывать события или объяснятьпоступки людей.

— Журналисты должны искать всякие сенсации, — недовольнопожал плечами Дронго.

— Вам не нравится ваша популярность? — поинтересовалась она.

— Не знаю. Никогда не думал об этом. Мне кажется, чтоэксперту по вопросам преступности лучше не иметь столь громкой славы. Это частомешает работе. Я ведь не пою со сцены, чтобы собирать полные залы своихпоклонников.

Она еще раз улыбнулась. Было заметно, как она начинаетнемного успокаиваться.

Он показал в сторону города:

— Красиво.

— Да, — согласилась она, — очень красиво. Извините, что ясама подошла к вам. Это так не принято в нашем городе.

— Ничего, — сказал он, повернувшись к ней. — Мне кажется, выдавно хотели прикурить именно от моей зажигалки.

Незнакомка кивнула. Глаза у нее были светло-карие или чуть темнее.В обрамлении темных волос они казались особенно красивыми. Вдруг она спросила:

— Я вам нравлюсь?

— Это вопрос или утверждение? — Иногда он ругал себя заподобный сарказм. Ведь было очевидно, что ей стоило огромного труда произнестиэти слова. Но он не умел или не хотел слушать подобные вопросы. А может, онпросто боится, вдруг с нарастающим испугом подумал Дронго. Может, он боитсяновых отношений, новых чувств, новой связи? Может, ему так комфортно в скорлупесобственных своих мыслей, что он не хочет никого туда пускать? Может, поэтомуон так трагически одинок…

— Извините. — Она резко повернулась, чтобы уйти. Он схватилее за руку.

— Простите меня, — искренне сказал он, — я не хотел васобидеть. Сама ситуация показалась мне достаточно необычной. Я, наверно,чувствую себя немного чужим, давно не был в городе. Не уходите, я неудачнопошутил.

Она взглянула на его руку. Он разжал пальцы. Наверно, онслишком быстро и слишком сильно схватил ее за руку.

Она покачала головой:

— Мне говорили, что с вами сложно разговаривать.

— Это тоже из разряда мифов, — возразил Дронго, — на самомделе я белый и пушистый.

— Даже слишком, — пробормотала она. — Знаете, почему яспросила вас о числе «тридцать пять»?

— Знаю, — пробормотал он, — конечно, знаю.

Она замерла.

— Вам исполнилось тридцать пять лет, — спокойно сказалДронго, — и эта цифра вас, очевидно, нервирует. Или беспокоит. Я прав?

— Значит, вы все сразу поняли? — Было понятно, что она сноваколеблется.

— Нет, но я пытался вычислить ваш возраст. Для тридцати пятивы выглядите очень молодо.

— Это лесть или вы пытаетесь загладить вашу бестактность? —спросила незнакомка.

— Конечно, лесть. Но я пытаюсь вам понравиться.

— Не нужно, — она покачала головой, — вам это не удастся. Ужепоздно. Извините, но я должна вернуться в зал.

Она повернулась и начала спускаться по лестнице.

— Почему? — спросил Дронго, глядя ей вслед. — Почему неудастся?

Незнакомка повернула голову.

— Вы мне уже понравились, — негромко сказала она, — еще дотого, как я поднялась к вам.

Она повернулась и, сделав несколько шагов, исчезла из виду.

Дронго растерянно оглянулся.

— Какой я осел, — разозлился он, — даже не спросил, как еезовут. Кажется, начинаю плохо ориентироваться. Видимо, на Западе чувствую себягораздо увереннее и свободнее, чем на Востоке. Если бы подобный разговорсостоялся где-нибудь в Париже или Берлине, то знал бы, как отвечать. Даже вМоскве или в Будапеште. Но в Баку не сумел перестроиться.