Капкан на честного лоха - Андрей Троицкий Страница 2

Соболев был хорошо осведомлен обо всем, что происходило в его царстве, но смотрел на устоявшиеся порядки сквозь пальцы, предпочитая не тревожить поганый муравейник, не допускать передел власти, раз и навсегда решив: пусть уж лучше зону держат «законники», чем бандиты. Возможно, последние побеги и есть наказание за его либерализм.

– Итак, установлено, что на окраине поселка стоял «газик», – подвел итог Ткаченко. – Кто-то из вольных пособничал беглецам. Всю эту музыку заказал и проплатил.

Ткаченко разложил на столе хозяина военную карту, склонившись над ней, стал водить указательным пальцем по бумаге.

– Дернули они на север, – продолжал кум. – Это для того, чтобы пустить погоню по ложному следу. Так или иначе, дороги уже перекрыты здесь и здесь. Маловероятно, что машина уже проскочила эти участки. Хотя как знать. Но им все равно далеко не уйти. Думаю, они сделают крюк, но скоро бросят «газик». И пешком или на попутках повернут на юг, к железной дороге. Попытаются уйти на товарняке. Пути на запад, на восток или на север у них нет. Там лесотундра, гиблые места. Единственный вариант – пробираться на юг, к железке.

Соболев даже слушать не стал, вытащил из ящика стола план зоны, развернул его.

– Кто стоял на этой вышке?

– Сержант второго года службы Балабанов.

– Взять под стражу. Даже слепой инвалид не мог проморгать, если перед самым его носом режут проволоку, пересекают предзонник, лезут через забор пять рыл. Такого ещё не было…

– Балабанов арестован. Его допрашивает в оперчасти капитан Аксаев. Балабанов расскажет все. И пойдет под трибунал.

– Какие предложения?

– Сегодня не выводить никого на работы, чтобы не ставить охрану на производственную зону. Бросить солдат на прочесывание местности вокруг колонии. Не исключено, не все беглые зэки сели в ту машину.

– Добро, – согласился Соболев. – Можешь идти. Скажи, чтобы из оперчасти принесли мне дела этих тварей.

Ткаченко встал, свернул карту и энергичной походкой, едва не чеканя шаг, вышел за дверь. Соболев остался один, затихли шаги в коридоре. Тишина, как на ночном кладбище. Слышно только, как под полом, между пустотами в перекрытиях, скребутся потревоженные человеческими шагами мыши.

* * *

Ткаченко спустился в подвальное помещение, прошел мимо охранников в дальний конец узкого сырого коридора, распахнул дверь комнаты для допросов. По ту сторону двери два солдата с автоматами, за столом посередине комнаты, под лампой друг против друга сидят капитан Аксаев и сержант Балабанов. Уже бывший сержант.

– Не вставайте, – скомандовал кум.

Остановившись у порога, Ткаченко скрестил руки на груди и, прищурившись от яркого света лампочки, стал внимательно разглядывать сержанта. Молодой парень, можно сказать, жизнь впереди, до дембеля полгода с мелочью. И что его толкнуло на такой безрассудный отчаянный шаг, почему Балаланов пособничал в групповом побеге зэков?

Ведь мог бы подстрелить хотя бы одного из них, ну, хоть того, кто полз через запретку первым. И посыпались бы на молодую голову не оплеухи, не плевки, не зуботычины, а ценные жизненные блага. Десять суток отпуска, оплаченная поездка на родину. Обнял бы там мать, трахнул свою девку, а заодно уж её подружку. А вместо этого…

Дурак, перечеркнул жирной чертой всю свою молодость, а то и всю будущую жизнь. Видимо, парню пришлись по вкусу летние комары, зимние холода, всесезонные вши, жидкая зэковская баланда, что дают по будням и макароны и почерневшая картошка по государственным праздникам. Раз так, его место здесь, по эту сторону колючей проволоки. Трибунал повесит на Балабанова верных шесть лет лагерного срока.

Балабанов, сгорбившись над столом, медленно исписывал уже второй лист серой второсортной бумаги. Погоны уже сорвали с плеч бывшего сержанта, сняли ремень, отобрали личные вещи.

– Ну, как наши успехи? – весело спросил Ткаченко.

Он умел заражать своей бодростью скисающих от усталости подчиненных. Аксаев подскочил из-за стола так резко, будто ему в его тощий зад воткнули шило, вытянулся в струнку.

– Подозреваемый дает признательные показания, – рапортовал Аксаев, кося по сторонам узкими глазами азиата. – Установлено, что…

– Отлично, но об этом позже, я спешу, – оборвал Ткаченко. – Как только этот писатель закончит свой роман, живо ко мне с его писаниной.

Балабанов поднял голову и затравленно глазами покосился на Ткаченко. Кум увидел, что лицо сержанта разбито, синяки под двумя глазами, царапины на скуле, нос распух, сделался бордово-синим, съехал на сторону. Кровавые пятна и мелкие кровяные брызги на груди гимнастерки. И это только начало твоих мучений, сержант, это только ягодки.

* * *

Ткаченко повернулся, вышел в коридор, поднялся по каменной лестнице на первый этаж. Он открыл дверь кабинета и включил верхний свет, снял трубку телефона и приказал дежурному офицеру отнести дела беглецов хозяину, затем привести из шестнадцатого барака заключенного Милешина, затем доставить сюда Пьяных, вольнонаемного врача больницы, затем… Список был длинный и состоял почти их двух десятков фамилий.

Перво– наперво следовало проинструктировать тех оперативников, которым предстоит возглавить прочесывание местности вокруг зоны. Как только закончатся допросы, составить и разослать ориентировки на беглых преступников: по месту их жительства, по месту жительства родственников, любовниц, бывших жен, по месту совершения преступлений.

В ближайшие сутки на ноги будут подняты сотни и сотни знакомых и незнакомых Ткаченко людей: оперативная часть колонии, сотрудники уголовного розыска разных городов России, участковые инспектора, работники паспортно-визовой службы.

Дел впереди много, экскаватором не разгребешь. Но главное теперь – набраться терпения и ждать, когда найдется этот проклятый «газик», на котором сбежали зэки. А он обязательно найдется, деваться ему некуда, вслед высланы машины с оперативниками и собаками, дороги перекрыты, о побеге по рации извещены две геологические партии, работающие в районе, главы сельских населенных пунктов. От того места, где найдут машину, нужно будет плясать, как от печки.

Ткаченко, держа руки за спиной, прошелся по кабинету. В свое время он пытался создать в казенной комнате некое подобие домашнего уюта. Расставил на подоконники горшки с цветочной рассадой, на высокую металлическую треногу установил круглый аквариум с рыбками.

Но вместо цветов из горшков выперли какие-то неряшливые лохматые сорняки, а нынешней зимой разноцветные рыбки издохли то ли от холода, то ли от неизвестной болезни. Остался лишь выводок неприхотливых гуппи. Ткаченко открыл жестяную банку из-под леденцов, взял щепотку сухого корма. Размельчив его в пальцах, сыпанул в аквариум. Сонные рыбки ожили, поднялись к поверхности, начали хватать корм.

В дверь постучал конвоир, подтолкнул в спину человека в лагерном бушлате.

– Заключенный номер двадцать один ноль четыре, осужденный по статьям сто пятая часть вторая, сто десятой часть вторая, сто пятидесятая часть четвертая…