Невероятные приключения Шарлотты Бронте - Лора Джо Роулэнд Страница 2

— Такой способ, вероятно, существует.

Царь обернулся к собеседнику:

— Вот как? — Он прищурился. Его двор кишел людьми, которые успокаивали его фальшивыми заверениями. — У вас есть новая идея?

— Есть. Она возникла в связи с донесением, которое я только что получил от наших агентов в Лондоне. — Пруссак изложил содержание донесения и объяснил, как можно использовать эту информацию в интересах России.

Прятавшийся за колонной соглядатай все слышал. Он понимал, что должен улизнуть прежде, чем его обнаружат, но медлил, охваченный ужасом. Подробности, содержавшиеся в донесении, были изложены коротко и схематично, но пруссак построил на них сценарий битвы, поле которой простиралось на восток до самого Китая, на западе охватывало всю Европу и перешагивало через Ла-Манш, суля многим странам кровавую бойню с невиданным еще в истории количеством жертв. Тем не менее у этого соглядатая были и более насущные, личные тревоги: его собственные дни могли оказаться сочтены.

* * *

Все это я узнала гораздо позже. К тому времени я уже была вовлечена в рискованную авантюру, и давать задний ход оказалось поздно. И к тому времени я уже усвоила урок.

Вопреки принятому мнению молния может дважды ударить в одно и то же место.

Читатель, я — тому доказательство.

И вот моя история.

Шарлотта Бронте, Гаворт, Англия, июнь 1852 г.

В юности я мечтала о приключениях и любовных романах, о путешествиях в увлекательные места, далекие от Гаворта — крохотной деревушки, где я прожила большую часть своей жизни. Мечтала о писательском успехе, о славе и популярности, о том, чтобы оставить свой след на земле. Для дочери йоркширского приходского священника то были дерзко честолюбивые мечты! И едва ли я сознавала, что, воплотись мои амбиции в жизнь, реальность будет очень мало походить на них. Столь же слабо сознавала я и то, что следует быть осторожней с мечтами, ибо они могут осуществиться.

Обо всем этом я размышляла вечером в четверг 29 мая 1851 года.

Под руку со своим издателем Джорджем Смитом я направлялась в лондонский танцевальный зал «Олмэк». Мы вошли в салон, где непринужденно болтающее собрание представителей светского общества уже расположилось на выстроенных рядами скамьях, обтянутых камчатной тканью. Свет, лившийся из газовых светильников, играл на шелковых платьях дам, на их высоких прическах, лилейно-белых плечах и сверкающих драгоценностях. Эта сцена, увиденная мною сквозь очки, ослепила мои близорукие глаза. Как всегда безнадежно лишенная уверенности в себе, я заколебалась.

— Смелее, моя дорогая Шарлотта, — сказал Джордж Смит. Высокий, моложавый, энергичный, с карими глазами и гладкими темными волосами, он был очень элегантен в официальном вечернем костюме. Проницательный столь же, сколь и красивый, он знал о моей робости. — Все умирают от желания познакомиться с вами.

— Вот это-то меня и пугает.

То был мой четвертый визит в Лондон, но страх появления на публике ничуть не уменьшился. Перед выходом из дома я так перенервничала, что у меня случился очередной приступ разлития желчи, и, все еще не оправившись от него, я испытывала слабость и тошноту.

Джордж Смит рассмеялся и похлопал меня по руке:

— Не бойтесь. Я вас в обиду не дам.

Четырьмя годами ранее я послала ему рукопись своего романа. Издательство «Смит, Элдер и Компания» опубликовало «Джейн Эйр», и книга стала знаменитым бестселлером. Сразу после нашего знакомства в 1848 году я недолгое время была без ума от Джорджа. Потом мы стали друзьями — очень близкими друзьями. Наши письма и разговоры были пронизаны флиртом. Но три года тому назад я и представить себе не могла и не поверила бы, скажи мне кто-нибудь, что если одному из нас предстоит серьезно полюбить другого, то это буду не я.

По мере того как мы двигались через зал, все лица оборачивались в мою сторону. Я чувствовала себя нелепой и немодной в своем черном шелковом платье. Даже теперь, будучи автором популярнейшего романа, я не избавилась от вечно преследовавшего меня страха перед тем, что скажут люди о моем внешнем виде. Когда дерзала представить себя знаменитой, я всегда видела себя превратившейся в красавицу. Ах, если бы все эти мечты могли осуществиться! Впрочем, хоть я и оставалась маленькой и бледной как всегда, вокруг меня неизменно поднимался взволнованный шепот. До публикации «Джейн Эйр» никто слыхом не слыхивал о Шарлотте Бронте. Теперь ее, казалось, знали все. Когда-то я могла пройти сквозь эту толпу, оставшись незамеченной, словно невидимка, но не теперь. Теперь я стала объектом любопытства и пересудов. Такого я никогда не ожидала.

Мать Джорджа, которая шла с другой стороны от меня, сказала:

— Мисс Бронте, если вы чувствуете себя неуютно, мы будем рады отправить вас домой.

Миссис Смит была дородной черноволосой дамой, все еще привлекательной, несмотря на возраст, и любила она меня не больше, чем я ее. Меня не мог обмануть ее заботливый тон, я знала, что ей очень хочется сплавить меня в их дом, где я остановилась, чтобы наслаждаться вечером вдвоем с сыном. Это было еще одним побочным эффектом славы, для меня совершенно неожиданным — у меня начали появляться враги.

Знакомя нас тремя годами раньше, Джордж не сказал матери, что я — автор «Джейн Эйр»; по причинам, вдаваться в которые я здесь не стану, роман был опубликован под псевдонимом Каррер Белл, и я хотела, чтобы мое настоящее имя сохранялось в тайне. Но когда тайна в конце концов все же открылась, миссис Смит пришла в ярость от того, что ее обманули. Невыносимым для нее было и то, что именно благодаря мне — с кем она всегда обращалась как с несчастным и унылым ничтожеством — издательство ее сына заработало немалое состояние. И она страшно боялась, что я имею на Джорджа виды матримониального свойства.

Миссис Смит не знала, что мое сердце принадлежит другому человеку, которого мне, быть может, больше никогда не суждено увидеть на этом свете.

— Благодарю вас, но я не хочу домой, — сказала я, маскируя свою неприязнь вежливостью. — Было бы непростительно упустить шанс послушать мистера Теккерея.

Знаменитый писатель Уильям Мейкпис Теккерей незадолго до того начал цикл лекций об английских юмористах восемнадцатого века; в литературном бомонде эти лекции производили фурор, они были из того ряда событий, на которых я некогда мечтала присутствовать.

— Смотрите, не затмите его успех, — игриво сказал Джордж.

— Я не смогла бы этого сделать даже при желании, — ответила я, ошеломленная подобным предположением.

В передней части зала, окруженный заискивающими дамами и господами, стоял автор знаменитой «Ярмарки тщеславия». Выше шести футов ростом, с пышной копной седых волос, он отнюдь не был хорош собой, и выражение лица у него было одновременно суровым и насмешливым. Его острый взгляд из-за сидевших на кончике носа очков остановился на мне, и он улыбнулся, я улыбнулась в ответ. Мне льстило числить его среди друзей, появившихся у меня после публикации «Джейн Эйр», и я была рада, что он заметил меня, хотя лукавый блеск, вспыхнувший в его глазах, должен был бы меня насторожить.