Правосудие Зельба - Бернхард Шлинк Страница 2

— Извини, что опоздал. А ты все еще балуешься сигаретами и алкоголем? — Он бросил неодобрительный взгляд на мою пачку «Свит Афтон». — Мне, пожалуйста, «Аполлинарис». [6]Ну, как поживаешь?

— Хорошо. Я теперь живу не спеша. Могу я себе это позволить в свои шестьдесят восемь или нет? За все подряд заказы уже не берусь. Через пару недель еду на Эгейское море — морской отдых на яхте. А ты все еще стоишь у штурвала?

— Рад бы бросить. Но придется потерпеть еще год-другой, пока меня кто-нибудь сможет заменить. Мы переживаем сложный период.

— Так, может, мне пора уже продавать? — Я подумал о своих десяти акциях завода, хранившихся в Баденской кассе служащих.

— Нет, дорогой мой Зельб! — рассмеялся он. — В конечном счете сложные периоды всегда приносили нам пользу. Но тем не менее случаются разного рода неприятности, которые время от времени отравляют нам жизнь. Как раз в связи с одной такой маленькой проблемой я и хотел повидаться с тобой, а потом свести тебя с Фирнером. Ты его помнишь?

Я хорошо помнил Фирнера. Несколько лет назад он стал директором, но для меня он по-прежнему был расторопным помощником Кортена.

— Он все еще носит фирменный галстук Гарвардской школы бизнеса?

Кортен не ответил. Взгляд его стал задумчивым, он словно взвешивал целесообразность введения фирменных галстуков на своем заводе.

— Пойдем в Синий салон, — сказал он, взяв меня за локоть. — Там уже накрыт стол.

Синий салон — это лучшее, что РХЗ может предложить своим гостям. Стиль модерн, мебель от ван де Вельде, [7]лампа от Макинтоша [8]и промышленный пейзаж Кокошки [9]на стене.

Стол был накрыт на двоих, и, как только мы сели, официант принес салат из сырых овощей.

— Я буду пить свой «Аполлинарис», а для тебя заказал «Шато де Санн», оно ведь тебе нравится? А после салата — огузок, не возражаешь?

Мое любимое блюдо. Как мило со стороны Кортена, что он подумал об этом. Мясо оказалось нежнейшим, а соус из хрена без этой противной мучной заправки, зато обильно сдобрен сливками. Для Кортена ланч закончился на салате из сырых овощей. Пока я ел, он перешел к делу:

— Я уже вряд ли когда-нибудь подружусь с компьютерами. Глядя на молодых людей, которых нам сегодня присылает университет и которые не в состоянии принимать самостоятельные решения и за каждой ерундой бегут к своему оракулу, я вспоминаю стихотворение про ученика чародея. [10]Представь себе, я почти обрадовался, когда мне доложили об инциденте с информационной системой. У нас одна из лучших в мире информационных систем управления производством. Я, правда, не совсем понимаю, кому и зачем нужна такая информация, но с терминала ты можешь узнать, что мы с тобой сегодня едим в Синем салоне огузок и салат из сырых овощей, кто из сотрудников в данный момент тренируется на нашем теннисном корте, у кого из служащих или рабочих концерна плохие или, наоборот, хорошие отношения с женой или мужем, в каком ритме одни цветы перед казино заменяются другими и как при этом переоформляются клумбы. Ну и, конечно же, компьютер содержит все данные бухгалтерии и кадровой службы, которые раньше хранились в папках.

— И чем же я тут могу быть вам полезен?

— Терпение, дорогой мой Зельб! Нас уверяли, что это одна из надежнейших систем. Пароли, коды доступа, информационные шлюзы, эффекты doomsday [11]и черт знает что еще. Все ради того, чтобы никто не мог влезть в систему без нашего ведома. Но именно это как раз и случилось.

— Дорогой мой Кортен… — Школьную привычку обращаться друг к другу по фамилии мы не стали ломать, даже подружившись. Но «дорогой мой Зельб» действует мне на нервы, и он это знает. — Дорогой мой Кортен, я еще школьником чувствовал себя полным идиотом, глядя на деревянные счеты, а ты хочешь, чтобы я на старости лет занялся паролями, кодами доступа и всякой электронно-вычислительной белибердой?..

— Да нет, по компьютерной части все уже улажено. Если я правильно понял Фирнера, у него имеется список лиц, которые могли вызвать сбои в нашей системе, и теперь надо выяснить, кто именно это сделал. В этом и заключается твоя задача. Расследование, наблюдение, слежка, хитрые расспросы — ну, все как обычно.

Я попытался вникнуть в детали, но он не захотел продолжать этот разговор.

— Деталей я и сам не знаю, все, что надо, тебе расскажет Фирнер. Давай не будем портить себе аппетит неприятными темами. Поговорим о чем-нибудь другом — с тех пор как умерла Клара, мы так редко общаемся.

И мы переключились на старые времена. «А помнишь?..» Я не люблю старые времена, я их давно сложил в мешок и засунул подальше. Мне следовало насторожиться, когда Кортен заговорил о жертвах, которые нам пришлось приносить самим и требовать от других. Но я пропустил нужный момент.

О новых временах нам почти нечего было сказать друг другу. Меня не удивило, что его сын стал депутатом бундестага — он с ранних лет отличался важностью и всезнайством. Кортен, похоже, презирал его; с тем большей гордостью он смотрел на своих внуков. Марион получила стипендию Учебного фонда немецкого народа, а Ульрих — премию в конкурсе «Молодые ученые» за свое исследование о простых числах близнецах. Я мог бы рассказать Кортену о своем коте Турбо, но решил воздержаться.

Я допил свой мокко, и Кортен поднялся из-за стола. Нас провожал лично директор казино. Мы отправились на завод.

Идти было недалеко, всего несколько шагов. Казино находится напротив проходной № 1, в тени здания главного управления, которое в своей двадцатиэтажной безликости даже не могло претендовать на роль архитектурной доминанты в силуэте города.

В директорском лифте кнопки этажей начинались с 15-й. Офис генерального директора располагался на самом верхнем, двадцатом этаже; у меня даже заложило уши, пока мы ехали. В приемной Кортен сжал мою ладонь обеими руками, сказав на прощание «старина» вместо «мой дорогой Зельб», и исчез, оставив меня на попечение фрау Шлемиль, которая тут же доложила о моем прибытии Фирнеру. Фрау Шлемиль, секретарша Кортена с пятидесятых годов, заплатившая за его успех своей непрожитой жизнью, производила впечатление ухоженной подержанности. Она любила пирожные и носила на шее очки на золотой цепочке, которыми никогда не пользовалась. Сейчас она была занята. Я стоял у окна и смотрел поверх башен, цехов и труб на торговый порт и утопающий в бледной дымке Мангейм. Я люблю промышленные пейзажи, и мне было бы трудно сделать выбор между индустриальной романтикой и лесной идиллией.