Бог Огня - Василий Казаринов Страница 2

Попрощавшись с Лупой, она двинулась по аллее, делая вид, будто рассматривает памятники. Бродить пришлось долго, седой человек не спешил покидать свою лавочку. Наконец он направился ей навстречу. Когда он проходил мимо, она подала голос:

— Извините, пожалуйста.

Он был погружен в свои мысли, поэтому остановился не сразу, прошел мимо. Через пару шагов обернулся и рассеянно посмотрел на нее:

— Мадам?

Она быстро и четко изложила суть дела: у нее есть некоторое количество камней — привезли по случаю из Южной Африки, — ей необходима консультация опытного человека на предмет их качества. Для хорошего ювелира это не составит труда.

Некоторое время он молча рассматривал собственные ногти, потом оценивающим взглядом окинул собеседницу, улыбнулся и сказал:

— Вы, я вижу, человек деловой…Судя по туалетам и вообще… — Он аккуратно ладонью поправил у виска и без того идеально лежавшие седые волосы.

— Предположим.

— Деловой человек обязан понимать партнера по переговорам с полуслова.

— Предположим. И что дальше?

— Дальше? Дальше я скажу вам: до свидания. Успехов и всяческих благ. Позвольте мне пройти.

Заложив руки за спину, он расслабленным прогулочным шагом двинулся прочь. Она усмехнулась, покачала головой и направилась следом. Он явно чувствовал ее присутствие за спиной, но виду не подавал и только ближе к выходу, неподалеку от церкви, резко остановился, развернулся всем корпусом.

— Ваша настойчивость достойна лучшего применения. — Он опять осторожно прикоснулся к виску. — Ну так и направляйте ее на разумные дела… Кстати, ваши партнеры по бизнесу столь же долготерпивы, как и я? Это, должно быть, очень полезные люди. Интересно, кто они такие.

— Кто? — в замешательстве переспросила она.

Глядя через его плечо, она будто наяву увидела опять события полугодовой давности: вот под арку медленно вползает черный лимузин, выходит шофер, открывает заднюю дверцу, вытягивается у нее чуть ли не по стойке «смирно», а из салона вышагивает Игнатий Петрович, ищет кого-то взглядом и наконец находит. Не спеша приближается, наклоняет голову и прикасается губами к ее руке. И что-то показалось странным… Да, прежде чем оставить на тыльной стороне ладони прохладный след поцелуя, он, кажется, сплюнул.

— Кто? — переспросила она. Бессознательно, скорее следуя в русле этого смутного воспоминания, она назвала имя.

Ювелир прикрыл глаза и кончиком, языка облизал верхнюю губу.

— Солидная рекомендация… Даже более чем. — Согнутым пальцем он потер висок. — Так в чем, я что-то не расслышал, суть вашего дела?

— Честно?

Он пожал плечами, — мол, как вам будет угодно. Она ледяным тоном сообщила:

— Да ничего особенного… Мне надо убить человека. Собеседник, прищурившись, некоторое время молча смотрел на нее, потом сокрушенно покачал головой:

— Мадам, прощайте.

— Вы пожалеете о том, что не дослушали меня.

— Мадам… — мягко, с отеческой теплотой в голосе произнес он. — Не надо… Не надо на меня наезжать. Ей-богу, я не первой молодости человек, которого, если разобраться, ничто не удерживает на этом свете. Ни дело, ни собственность. Ни воспоминания, ни поздняя любовь. Так что поберегите эти ваши леденящие душу реплики для какого-нибудь другого случая. — Он потоптался на месте, провел ладонью по голове, проверяя форму зачеса, склонил голову набок. — Прощайте.

* * *

На следующий день она подъехала к стадиону, заплатила за пользование кортом, переоделась, успела помахать ракеткой у разминочной стенки, и только тогда появились дети.

Она зачехлила ракетку, отошла к тентам, где на пластмассовых стульчиках переводили дух какие-то отвратительно обрюзгшие теннисисты, немыслимо дорого экипированные, — ну вылитый четвертьфинал «Большой шляпы» в полном составе, — утерла вспотевший лоб полотенцем, присела на безопасном от жиронасыщенных спортсменов расстоянии и стала ждать.

Толком она и сама не знала, чего, собственно, дожидается, — отдыхала под тентом, наблюдая за детьми, с сатанинским упорством расстреливавшими стенку.

Девочка, несмотря на юный возраст (сколько ей? на вид лет семь…), прекрасно работала с ракеткой и явно выделялась в своей группе: координирована, подвижна, хорошая врожденная реакция и то внутреннее чутье, какое просто дается человеку свыше: воспитать его в себе невозможно. Это стало ясно уже в первый момент, когда орава симпатичных детей во всем белом, опрятных, аккуратно причесанных, с умными лицами появилась из раздевалки и неторопливо потекла мимо кортов, казавшихся с верхнего яруса трибуны плоскими ожогами на теле стадиона, в дальний угол, к высокой стенке, где сначала детей ожидала разминка, а потом долгое изнурительное вколачивание мячей в каменную несокрушимую преграду. Уже в том, как девочка двигалась в своей белой короткой юбочке, белых высоких гольфах и массивных кроссовках — летящий шаг, широкий разворот плеч, приподнятый подбородок, — угадывалась та будущая грация, которая со временем прорастет в ней, оформится, окрепнет и сделает ее неплохим игроком.

— Ах, что за прелесть… — шептала женщина, сидя на белом пластиковом стуле под тентом.

Заметила она ювелира не сразу. Он был на трибуне среди людей преклонного возраста, скорее всего бабушек и дедушек тех детей, что лупили в стену, и смотрел в одну точку.

Их разделяло приличное расстояние, но она сумела проследить, куда направлен этот взгляд, — на тонконогую девочку.

Женщина натянула кепку с длинным козырьком на нос, расслабилась, прикрыла глаза, пробуя сосредоточиться и мысленно сблизить их лица — пожилого мужчины и девочки.

Да, что-то есть неуловимое — то ли разрез глаз, то ли очерк рта, то ли форма подбородка, то ли иное нечто, передаваемое дочери отцовской кровью. Впрочем, скорее всего, не отцовской, а дедовской.

Женщина взяла с белого передвижного лотка, представлявшего собой некое подобие походного бара, стакан апельсинового сока, сунула ракетку в сумку, перекинула лямку через плечо и медленно пошла по краю стадиона туда, где был выход на трибуны.

Ювелир не обратил внимания на женщину, одетую, как и все остальные теннисистки, которая присела на лавку сзади. Он по-прежнему смотрел на детей.

Она посидела, греясь на солнце, потом опустила руку ему на плечо.

С первого взгляда он ее не узнал. Короткая юбка, широкая свободная тенниска, белая длинноносая кепка, надвинутая на глаза. Хотя, скорее всего, он что-то неладное почувствовал в момент прикосновения к своему плечу и напрягся, а потом долго, не меньше минуты, узнавал в этой спортивно одетой, голоногой женщине ту, с кем виделся на кладбище. Наконец он, прищурившись, покачал головой, отвернулся и уставился в затылок сидевшей двумя рядами ниже дамы, в крашеных светло-рыжих волосах которой виднелась отвратительная белая плешь.