Подарок Мэрилин Монро - Ольга Тарасевич Страница 2

– Можно. – Шеф подвигал челюстью, удовлетворенно кивнул: не сломана. – Но тогда я не буду знать, по-прежнему ли мой агент в хорошей форме.

– Когда-нибудь такая проверка плохо закончится. Я вас грохну!

– Малыш, все мы когда-нибудь плохо кончим. В финале любой жизни – полная задница.

Эдвард привычно гоготнул, делая вид, что в полном восторге от незамысловатого юмора босса.

Конечно, шуточки у него дурацкие и не смешные.

Да и само обращение «Малыш» к парню ростом больше шести футов [1], в то время, как у самого шефа едва наберется пять с половиной [2], тоже выглядит, мягко говоря, нелепо. Однако босс – это босс, конфликтовать с ним бессмысленно по ряду причин. В спецотделе на такие шалости смотрят строго. Агент, не умеющий выстроить ровные отношения с руководством, никогда не перейдет к кураторству сети. А ведь, что ни говори, не всю же жизнь подставлять свою задницу там, где припекает; зрелый возраст не за горами, и захочется более спокойного занятия. К тому же все-таки босс – мужик не вредный. Кажется, он пересмотрел боевиков, чувствует себя Брюсом Уиллисом и Сильвестром Сталонне одновременно, имеет тягу к красивым жестам вроде внезапных появлений. Люди невысокого роста особенно стараются выделиться, обратить на себя внимание. Но в данном конкретном случае это в какой-то степени действительно бодрит...

– Что за работенку вы для меня приготовили? – поинтересовался Эдвард, чувствуя, как все его тело наполняется энергией радостного предвкушения. – Я болтаюсь без дела уже полгода. Надоело, хочу порезвиться!

– Порезвиться? Это можно, если осторожно. Только для начала тебе придется засунуть свои кулаки себе в зад и думать головой. Надеюсь, Малыш, ты умеешь это делать. На карту поставлено слишком много. Я бы даже сказал – это самое крутое твое задание. Ты должен отстоять честь Америки...

Эдвард слушал босса и едва сдерживался, чтобы не расхохотаться ему прямо в лицо.

Честь Америки! Интересы Соединенных Штатов!

За высокопарными словами скрывалась старая малоинтересная история...

– Искать Хуссейна было круче, – не удержался от замечания Эдди. – Все это настолько давнее дело... Мэрилин Монро, Джон Кеннеди – кого это сейчас волнует!

– Поверь, если ты не найдешь то, о чем я говорю, – последствия для Америки будут намного серьезнее, чем угроза Ирака. Наша великая демократия разрушится, как карточный домик. Мы диктуем правила миру. И мы должны быть безупречны, иначе нам никто не поверит. А если мы не можем быть безупречны, то мы должны, по крайней мере, выглядеть так, быть вне всяких подозрений!

– Я понял, шеф. Задание будет выполнено.

Босс удовлетворенно кивнул белобрысой, коротко остриженной головой:

– Я не сомневаюсь в тебе, Эдди. И помни: все очень, очень серьезно. В ходе выполнения этого задания ты можешь прибегать к любым средствам, вплоть до физического уничтожения. Также к твоим услугам, как и обычно, специальная аппаратура, неограниченный кредит. И самые смышленые из наших ребятишек. Задействуй все ресурсы по полной программе!..

1958 год, Нью-Йорк, Гарри Уильямс

Садовник Гарри Уильямс вытер рукавом синего комбинезона вспотевший лоб и неодобрительно покачал головой.

Ну и погодка!

Это просто черт знает что творится!

Еще нет и девяти часов, а солнце жарит, как сумасшедшее. В высоком синем небе ни облачка. Плотный и густой, словно желе, воздух, кажется, не вдыхается – глотается, обжигая легкие. Хочется почувствовать на мокром соленом лице хотя бы робкое прикосновение прохладного ветерка с Атлантики. Но ветра нет. Есть только раскаленные потоки солнечных лучей, обрушивающиеся на все живое стремительной неукротимой Ниагарой.

Да уж, такая жара явно не на пользу саду доктора Барбары Мэй. Зеленый аккуратно подстриженный газон начинает слегка желтеть. Кусты бордовых и белых роз, высаженные вдоль вымощенной булыжником дорожки, могут пожухнуть. А дивные голубые гортензии и розовые магнолии, посаженные по распоряжению миссис Мэй вплотную к окнам кабинета (поэтому изнутри дома кажется, как будто бы с первыми лучами солнца ярко вспыхивает разноцветными гроздьями цветочный фейерверк), уже теперь печально наклонили головки. И это несмотря на долгий вечерний полив!

– Сейчас, сейчас, бедняжечки, – пробормотал Гарри, торопливо разматывая черный толстый шланг. – Не дело это, конечно, по жаре вас поливать. Но разве есть выбор! До заката вы не протянете.

Прижав к ледяной струе палец, Гарри направил поток воды к корням растений и глубоко вздохнул.

С этим чертовым летом все не заладилось с самого начала! Сначала из лечебницы сбежал пациент и поломал кусты жасмина. Потом погода раскалилась, как пышущая жаром печь. Говорят, Нью– Йорк задыхается от жары, под колесами автомобилей плавится асфальт, и даже стекла лопаются, как мыльные пузыри. Впрочем, здесь, в пригороде, не легче. Сад доктора Мэй требует все больше усилий. Приходится заниматься растениями с утра до вечера. А разве есть результат?! Все вянет прямо на глазах!

«Мне даже стыдно встречаться с ребятами в баре, – размышлял Гарри, окатывая листву мелкой россыпью брызг. Капельки воды, поймав солнечные лучи, наполнялись бриллиантовым многоцветием, а над кустами уже появился яркий мостик радуги. – Зайдешь пропустить стаканчик, послушаешь, как поживают друзья. У Джонни на бензоколонке все о’кей; и плотник Джек доволен жизнью; про Зака, водителя, и говорить не приходится – когда дела не в порядке, новый грузовик не покупают. Потом ребята спрашивают: «А ты как поживаешь, старина Гарри?» И что мне отвечать? Гортензии опять посохли?»

Если бы у Гарри кто-нибудь поинтересовался, откуда у него появилась такая твердая уверенность в том, что свою работу надо делать хорошо в любой ситуации, невзирая на любые обстоятельства, – он вряд ли бы смог ответить на этот вопрос.

Может, перед его глазами возникло бы бледное изможденное лицо отца? Бруклинский рабочий, он всего себя отдавал заводу. «Запомните, дети: самое главное – это работа, – любил повторять отец за ужином, после короткой молитвы. – Когда у тебя есть работа – у тебя есть деньги. А если у тебя есть деньги – то у тебя есть все». Впрочем, отца, несмотря на его трудолюбие, вышвырнули с завода безо всяких церемоний, как увольняли в тридцатые годы сотни тысяч американцев. Безработица оказалась ему не по плечу. Он все больше мрачнел, видя, как жена латает и перелатывает детскую одежонку, как из дома не выходят оценщики, описывающие мебель. Единственное его занятие в те нелегкие дни: лечь на постель, уткнуться невидящим взглядом в стену – и так пролежать весь день. «Папа уехал искать работу», – пряча глаза, врала мать после того, как все было кончено. Как будто бы соседи не рассказали всем братьям Уильямс, что отец удавился, едва только от дома отъехал школьный автобус. Мама была в это время в ванной, услышала, как из спальни донесся стук, бросилась на помощь – но было уже поздно...