Комбатант - Александр Бушков Страница 2

При нём была значительная сумма денег и браунинг,позаимствованный у одного из офицеров Аверьянова. В сочетании с чистымпаспортом — вполне достаточная экипировка для предстоящей работы. У другихпорой и того не было…

Опять-таки как опытный сыщик, он прекрасно отдавал себеотчёт, что его спасительная невидимость — до поры до времени. Любой нелегал —каковым он, собственно, сейчас и являлся — невидим и неуловим исключительно дотой поры, пока не вошёл с кем-нибудь в связь. Пока не оказался в среде, плотноконтролируемой полицией. Это одна из тех азбучных истин, какие прекрасно знаюти те, кто скрывается, и те, кто ищет.

Бестужев, разумеется, не собирался попадать в ту самуюсреду, кишащую полицейскими осведомителями, — но в том-то и опасность, чтолюбой из людей, с которыми он собирался встретиться, мог оказаться под надзоромтайной полиции. Но это уж — неизбежный риск, другого пути просто не существует…

Как и наметил заранее, он снял номер в «Бристоле» наРингштрассе — заведение не из дешёвых, но экономить ему пока что неприходилось. Чем больше и роскошнее отель, тем легче затеряться, тем меньшеполиции вокруг. Совершеннейшее отсутствие багажа никого не удивило: приезжиесплошь и рядом так и поступали, оставляли багаж на станции и налегкеотправлялись разыскивать подходящее помещение. Часто в Австрии и Германии отрусских подданных требовали не только сведения о личности, но и паспорт, однакоу Бестужева паспорт не просили: вполне возможно, из-за его немецкой фамилии идостаточно хорошего немецкого языка с вкраплением истинно венских словечек…

Не исключено, причина особого доверия была ещё и в том, чтоБестужев чуточку вольно перевёл на немецкий чин господина Фихте как«юстициенрат» [2] — а к подобным титулам в обоих германскихгосударствах относились с особенным почтением. Обосновавшись в номере, он нестал там долго засиживаться: спросил себе кофе, выпил и покинул отель.

Следовало ради пущей надёжности изменить внешность наскольковозможно. Перекрашивать волосы или наклеивать бороду, разумеется, не стоило —это чересчур отдавало бы авантюрным романом, дешёвым выпуском в три копейки.Были другие способы, не столь экстравагантные, но надёжные…

Не теряя времени, Бестужев отправился в ближайший «Домготового платья», чей адрес предусмотрительно разузнал у гостиничного швейцара.После тщательных примерок выбрал там чёрный касторовый сюртук с басоннымипуговицами — деревянными, обтянутыми плетённым узорами шёлком. Добавил к немувизиточные брюки в серо-чёрную полоску. Всё это время он старательно разыгрывалнедалёкого и педантичного до занудства провинциального чиновника из отдалённыхмест — чуть ли не на зуб пробовал ткань, беспрестанно повторял, что он долженпредставляться «господину советнику» в связи с повышением, а посему долженвыглядеть респектабельно, но непременно консервативно, поскольку егопревосходительство — человек старой закалки и не терпит в подчинённых никакоголиберализма наподобие прозаических пиджаков, галстуков-пластронов, цветныхбантиков и тому подобного легкомыслия. Частенько повторял: «У нас вЛёвенбурге…», въедливо требовал «особо консервативный» галстук, с негодованиемотказался от штучного жилета, остановился на чёрном, однобортном, без лацканов.

Вышколенных приказчиков он, конечно же, допёк этимзанудством невероятно, хотя они, как полагается, своих чувств не выдавали,продолжая с невероятной предупредительностью порхать вокруг клиента. Правда,один, самый молодой, с непроницаемым лицом предложил господину Фихте коричневыештиблеты — судя по быстрым смешливым взглядам, которыми обменялись остальныедвое, отнюдь не по невежеству. Смерив его ледяным взглядом, Бестужев отрезал:

— Молодой человек, даже у нас в Лёвенбурге прекрасноизвестно, что с сюртуком носят только чёрную обувь…

Молодой человек принялся извиняться, в глубине души,конечно, недовольный, что не удалось выставить неприятного покупателя напосмешище, заставив его появиться на улице в коричневой обуви при сюртуке — этов Вене-то, бывшей наряду с Лондоном законодательницей европейской мужской моды…Бестужев принялся перебирать галстуки, заставив показать не менее двух дюжин.

В результате часом позже на Рингштрассе появился другой,почти неузнаваемый человек: выше помянутый наряд, вдобавок чёрный котелок ипенсне (с простыми стёклами), по виду — типичный банковский служащий илиозабоченный карьерой чиновник. Подобные молодые люди, одетые старообразно, влюбой стране воспринимались с затаённой насмешкой, и взгляды прохожих на нихособенно не задерживались. Что Бестужеву и требовалось. Те, кто видел егопрежде, наверняка не обратили бы внимания на подобного субъекта, в котором заверсту чувствовался карьерист, педант и зануда…

Завидев издали стоянку фиакров на Луизенштрассе, он слегка,замедлил шаги, перешёл на другую сторону улицы: нет, всё было в порядке, никтоза ним не следил.

И на стоянке он не обнаружил никого, подходившего бы на рольсоглядатая. Правда, это ни о чём ещё не говорило: агент, и не один, мограсполагаться прямо под носом, сидя на облучке в облике обычного извозчика.Охранное отделение держало изрядное количество подобных «извозчиков», неотличимых от натуральных — и полицейские власти других стран не отставали…

Неспешной походочкой скучающего фланёра он прошёл мимополудюжины фиакров и, обнаружив Густава (как обычно, подремывающего с открытымиглазами на козлах в характерной ссутуленной позе), направился прямо к нему.Распахнул дверцу и, подражая говору здешних светских хлыщей, громкораспорядился:

— Ку-учэр, в Пра-атэр!

Хлопнул дверцей, расположился на сиденье. Густав,разумеется, не стал интересоваться личностью пассажира, он моментально стряхнулсонную одурь, достал кнут из железной трубки и прикрикнул на лошадей.

Дорога эта была Бестужеву уже достаточно знакома — и онзаранее наметил местечко, подходящее для задушевного разговора. Всё время путион старательно поглядывал назад с помощью зеркальца, но не обнаружил сзадислежки.

Когда они оказались на достаточно узкой аллее, обсаженнойраскидистыми липами, Бестужев открыл окошечко и крикнул:

— Кучер, остановите!

Густав привычно натянул вожжи, ничуть не удивившисьвнезапному капризу седока. Вмиг оказавшись снаружи, бросив беглый взгляд посторонам и убедившись, что они находятся в полном и совершеннейшем уединении,Бестужев, не колеблясь, прямо-таки сдёрнул невысокого человечка с козел, помогему удержаться на ногах, отобрал кнут, хозяйственно воткнул его в гнездо…Извозчик был ошарашен настолько, что и не думал сопротивляться, пока Бестужевзаталкивал его в фиакр.

— Крестьянин охнуть не успел, как на него медведьнасел… — без улыбки проворчал себе под нос Бестужев и громко сказал: —Добрый день, Густав. Не узнаёте? Неужели? Я-то полагал, что столь щедрогопассажира можно и запомнить…

Густав уставился на него, пребывая в совершеннейшемудивлении. Только теперь, присмотревшись к нему с близкого расстояния, Бестужевобнаружил, что перед ним человек пожилой, наверняка перешагнувший за пятьдесят:обветренное лицо в мелких морщинках, шея цыплячья, старческая, глаза какие-тотусклые…