Под псевдонимом "Мимоза" - Арина Коневская Страница 2

— Ах, вот ты где, Маша! Выпей-ка, наконец, за мое здоровье!

— Но я не пью, Ника Леопольдовна! Вы уж простите великодушно! — попыталась увернуться Ивлева.

— Ну и ну! Ты что, обидеть меня хочешь? Это же моя фирменная «сливянка» собственного производства!

Заставив гостью подчиниться своей воле, Ника слегка заметно ухмыльнулась и направилась к старинному «Бехштейну», собираясь исполнять романсы. Но в тот же миг раздался шум резко затормозившей машины.

— О, — воскликнула она, — должно быть, это сам Юрий Власович! — и легко выпорхнула из гостиной.

Судя по реакции публики, высокого гостя ожидали многие: на лицах отразилось некоторое возбуждение, и даже воздух в зале вдруг как-то наэлектризовался.

— Приветствую вас, друзья! О, да тут все свои! — явившись на пороге и слегка прихрамывая продвинувшись вперед, произнес лысоватый стареющий «босс» в массивных очках на квадратном лице. Светло-серый костюм элегантно сидел на его плотной фигуре, подчеркивая тяжеловесную значительность своего обладателя. Он же, бросив в сторону присутствующих небрежный взгляд и успев заметить, что те внезапно замолчали, мягко проронил: — Продолжайте, друзья!

Тут же к нему подскочил Яша и провел высокого гостя в кабинет. Минут через десять хозяин дома появился вновь и пригласил на разговор к Юрию Власовичу Виктора Давича — редактора популярного журнала, недавно прибывшего в Москву из Киева и успевшего снискать известность.

В тот же момент к Маше приблизилась Ника Леопольдовна, и подхватив ее под-руку быстро повела в сторону кабинета. Не успев вымолвить ни слова, Ивлева оказалась перед очами «серого кардинала», которого знала только по портретам да по телевизору. И слегка оторопела, узрев его, развалившегося на черном кожаном диване вместе с Давичем.

Пристально взглянув на вошедшую, Юрий Власович взбодрился:

— Марья Силантьевна? Прошу садиться. — И указал молчавшей Ивлевой на кресло у стола.

Онемевшая от непредвиденной встречи, Маша впала в странное какое-то оцепенение и механически подчинилась. По всему телу прошел озноб, а ноги ее отяжелели.

— Вы — сильный профессионал, а нам сейчас именно такие как вы и нужны — молодые, широко образованные. Ведь сами видите — старая эра уже на ладан дышит, предстоит перестройка: идеологию менять будем, — в корне! Больше свободы дадим, пойдем к многопартийности. Как вы-то к этому настроены?

— Я? Нормально, я же — беспартийная, — пролепетала Маша.

— Мы отбросим закосневшие догмы на свалку истории, — продолжал «серый».

— Будем внедрять общечеловеческие ценности, а не взирать на мир с замшелой «большевистской кочки»! — вторил ему Давич, плотоядно взглянувший на Машу.

— Сами понимаете, что за сложное дело Вам предлагаем — эта работа филигранная. Ну как, Марья Силантьевна, согласны с нами вместе потрудиться, а? — неожиданно громко спросил Юрий Власович.

Ивлевой показалось, что все здесь происходящее — сон. И пространство кабинета, как бы удлиняясь, поплыло перед ней в тумане. Она бессильно вздохнула:

— А если я не справлюсь?

— А вы не спешите, Марья Силантьевна, я вас не гоню, обдумайте мое предложение на досуге. Ну а сейчас, кстати, чем заняты?

— Массовым сознанием, — автоматически промолвила она.

— Вот и замечательно! Как раз то, что нам нужно! Вот и займитесь этим в ключе новой идеологии! — властно прочеканил «босс». Слегка рассмеявшись, он медленно поднялся с дивана и протянул Маше руку на прощанье, добавив: — Ну а теперь расслабьтесь и получите удовольствие!

Его потная ладонь неприятно скользнула по ее коже, вызвав внутреннюю дрожь. А редактор Давич посмел даже взять ее за локоть под видом сопровождения до двери и прошептал:

— А вы, Мария, намного моложе, чем я представлял…

Как сомнамбула пошатываясь, двинулась она по коридору, что случайно заметил Игорь Иванович, мгновенно подскочив к ней:

— Что с тобой, Маша? Тебе плохо? Ника, Ника, скорее! — позвал он хозяйку.

— Ах, не волнуйтесь за нее, Игорек, это пройдет! — приближаясь, сказала она совершенно спокойно и повела молчавшую Марию в дамскую комнату. Опрыскав ее лицо какими-то резкими духами, Редозуб прошептала:

— Это у тебя от волнения — первый-то раз с Юрием Власовичем говорить — не фунт изюму съесть! Сейчас вызову тебе машину, погоди чуток, вот прими-ка еще это!

Но на сей раз Маша, пришедшая в себя, категорически отклонила предложенную ей розоватую таблетку. А Игорь Антонов, ревниво следивший за нею, на сей раз вызвался сопроводить ее до дома.

Он был чрезвычайно уязвлен решением «босса» и не мог понять: ну почему Маша? Почему Юрий Власович одарил вниманием не его — маститого члена-корреспондента, а эту едва оперившуюся девицу? Да, она бесспорно талантлива, но… скорей всего, «простофиля» Машенька здесь ни при чем. Это «рандеву» с боссом ей, конечно, Колобок устроил — с детских лет этот «проныра» Метельский за ней увивается, — к такому выводу пришел размышлявший по дороге Антонов и пытавшийся узнать у Ивлевой, зачем Юрий Власович вызвал ее на разговор, но безуспешно — Мария упорно молчала…

* * *

Мадам Редозуб поначалу вовсе не была законченной «злодейкой», как представлялось Маше Ивлевой и Але Маевской. Окончив консерваторию по классу вокала, Ника отказалась от карьерной стези, а ведь могла бы далеко пойти — с ее-то внешностью и красивым контральто. Но из-за мужа Яши, категорически настроенного против ее самостоятельности, ограничила себя преподаванием в музучилище. И первые десять лет их супружества были довольно гармоничными: он лоснился от гордости своей красавицей-певицей, выступавшей на домашних вечеринках тогдашнего «высшего света», она же наслаждалась вниманием высокопоставленных мужчин.

Обладая от природы добрым сердцем, Ника охотно помогала бедным знакомым и даже тайком от мужа опекала детский дом. Проявляла искреннюю щедрость к тем, кто попадал в беду. Но, отпраздновав свое сорокалетие, стала испытывать приступы зависти к тем женщинам, кто был моложе. Особенно к тем, кому сопутствовал хоть какой-то успех. К тому же, охмуренная модным поветрием, начала увлекаться колдовскими делишками. Связалась даже с гадалкой, которая позже стала неоднократно появляться в программе «Третий глаз». И в голове Ники, и без того пребывавшей в эйфории от внешнего блеска, вообще все смешалось. Теперь ей доставляло особое удовольствие испытывать власть над теми, кто никак не подозревал о силе воздействия пресловутых «приворотных» и подобных им зелий…

К Маше Ивлевой Ника питала двойственное чувство: с одной стороны, жалела профессоршу, иссушившую мозги наукой и растратившую молодость непонятно на что, ведь поклонников-то, чтоб увивались вокруг Марии, вроде бы не было. Ходили, правда, слухи, что Игорь Антонов неровно дышит. Но к члену-корреспонденту Антонову Ника и не думала ревновать. Тщеславная, она всегда метила в настоящих знаменитостей — вот Разунов был популярен действительно. На Западе ему заказывали свои портреты даже главы государств, и нигде в выставках и деньгах он недостатка не испытывал, хотя и слыл у нас отъявленным русофилом. Поэтому высоким притязаниям супруги адвоката художник соответствовал вполне. С другой стороны, карьерные перспективы Маши, особенно проявленный к ней интерес «небожителя» Юрия Власовича, больно задевал самолюбие мадам Редозуб. И даже представив Ивлеву партийному боссу, тем самым угодив ему, она ревниво продолжила слежку за наивной профессоршей — старой девой, далекой от светских интриг.