Танец паука - Кэрол Нелсон Дуглас Страница 2

Хотя, разумеется, имя это вымышленное.

Я видел ее лишь одно мгновение, но и этого было довольно: очень миловидная женщина с таким лицом, в которое мужчины влюбляются до смерти.

Шерлок Холмс об Ирен Адлер (Артур Конан Дойл. Скандал в Богемии) [2]

Нью-Йорк, август 1889 года

Вероятно, я слишком много на себя взяла. Я, Пенелопа Хаксли, всегда считала себя единственной, кто фиксирует на бумаге события из жизни моей подруги Ирен, урожденной Адлер, а ныне Нортон. Ирен выступала несколько лет под девичьей фамилией на оперной сцене, а теперь, в частной жизни, использует обе фамилии. Приличия никогда не казались достойным аргументом этой примадонне американского происхождения, с которой я провела почти десять лет – неужели правда? – своей жизни.

Итак, я была поражена до глубины души, когда Ирен вошла в гостиную в номере нью-йоркского отеля, где мы остановились, держа в руках пачку писчей бумаги, как держат недавно рожденного и горячо любимого ребенка. Ее узнаваемые буквы, написанные странными зелеными чернилами, галопом мчались по видимой мне верхней странице, словно закусившая удила лошадь.

– Это и есть «кое-что», которое ты планировала отправить по почте? – спросила я, откладывая в сторону свою вышивку – маленький шнур для колокольчика. В отеле подобным вещицам нет применения, но я надеялась, что мы не застряли тут навеки, хотя было очень на то похоже.

Она взглянула на свое объемистое «детище» так, словно бы видела его толком впервые.

– Думаю, это скорее посылка, чем письмо, а мне столько надо поведать, но даже с учетом всех телеграмм мужу с рассказами о наших приключениях в Америке я едва коснулась главного. – Она разгладила неприглядные листы на коленях. – Годфри, наверное, уже ополоумел, пока он чахнет в этой скучной пасторальной деревеньке в Баварии. Уверена, он будет счастлив получить более подробный отчет о последних расследованиях в Америке.

– Годфри будет счастлив прочесть даже лондонский городской устав из твоих рук, но ты вряд ли рассказала ему обо всех этих неприятных людях, которые повстречались нам в Нью-Йорке.

– Неприятных людях? Уверена, Нелл, ты могла бы припомнить много таких, но как я познакомлю Годфри с результатом наших изысканий, если не упомяну Саламандру, Чудо-профессора или Леди Хрюшку?

– Хотя всех их можно отнести к категории «неприятных людей», и я признательна, что ты это понимаешь, но я имела в виду не их.

– Ох. – Ирен села на небольшой гобеленовый стул, утонув в своей пышной юбке из белого шелка с голубыми лентами, словно в удобном и приятном облаке. – Я так понимаю, что ты имела в виду «неприятного человека». В единственном лице.

– Да уж, Шерлок Холмс – единственный и столь же неповторимый, сколь и неприятный.

– В таком случае ты испытаешь облегчение, узнав, что его имени в письме Годфри я не упоминала.

– Ни одного раза на всех этих страницах, испещренных восклицательными знаками? Не стоит отрицать, Ирен, не утруждай себя. Ты пишешь так, будто исполняешь оперу. Каждый абзац – это ария, каждое предложение – драматическое откровение, а каждое слово – высокая нота.

– Должна ли я понять это так, что ты находишь мои сочинения убедительными?

– Более чем. Но при этом ты с нетипичной для тебя сдержанностью вымарала имя Шерлока Холмса из состава исполнителей. Это меня беспокоит даже больше, чем если бы ты его включила.

– Отчего же?

Ирен умела изображать святую невинность не хуже, чем играла роковую женщину. Мне пришло в голову, что она угодила бы отсутствующему супругу, если бы снялась в том виде, в каком сейчас предстала предо мной, и отправила бы ему фотографию.

Мне не доводилось видеть женщину, которая выглядела бы столь ошеломляюще прекрасно утром. Ее кожа была персиковой даже без намека на пудру, в каштановых волосах играли золотые и красные отблески, словно в янтаре, а лицо было безмятежным, как у Мадонны. К сожалению, не много мадонн найдешь на подмостках оперных театров.

Не нужно и говорить, что мы с Ирен, как и большинство компаньонок, долго живущих бок о бок, отличались по характеру, как день и ночь. Мы и внешне являли полную противоположность, хотя Ирен в обычные для нее моменты доброго расположения духа настаивала, что я хорошенькая.

Теперь она очаровательно хмурилась и листала свой опус.

– Думаю, я могла вскользь упомянуть Шерлока Холмса на одной из этих страниц, если тебя это порадует, Нелл.

– Меня? Ко мне это не имеет никакого отношения. Да и зачем беспокоить Годфри, когда он так далеко от тебя и не может ничего предпринять.

– А что он предпринял бы, будь он здесь?

– Везде сопровождал бы тебя, не оставляя возможности контактировать с этим гнусным типом!

Ирен улыбнулась:

– Мы практически не пересекаемся с мистером Холмсом во время наших расследований в Нью-Йорке.

– Нет, но он появился, когда ты раскрыла чудовищное преступление, чтобы намекнуть, будто знает, кем была твоя матушка… тогда, на кладбище – нашел же место! – а потом ушел, даже не простившись.

– Возможно, он предполагает снова с нами увидеться, – прошептала она, глядя на многостраничный роман, лежавший у нее на коленях. Достаточно громко, чтобы я услышала.

– И его надежды оправдаются?

Ирен посмотрела на меня снизу вверх через темные ресницы с таким же раскаянием, как юная мисс Аллегра Тёрнпенни, а я внезапно снова ощутила себя в роли строгой гувернантки.

– Надеюсь, нет, – наконец сказала Ирен с таким жаром, что я несказанно обрадовалась. Я позволила себе вздох облегчения, но Ирен продолжила: – Когда я слежу за кем-то, особенно за мистером Шерлоком Холмсом, то надеюсь, что меня не заметят.

Мне стоило бы догадаться, что Ирен решит поднять перчатку, брошенную к нашим ногам этим неприятным господином два дня назад на Гринвудском кладбище в Бостоне.

Описание запутанных обстоятельств, при которых Шерлока Холмса выманили из Лондона, а нас с Ирен из прелестного маленького городишки Нёйи-сюр-Сен близ Парижа, чтобы мы встретились у могильных плит неподалеку от Манхэттена, потребует отдельной книги.

Роль катализатора сыграла американская журналистка Нелли Блай, которая заинтересовала Ирен, упомянув, что знает, кто ее настоящая мать, и что жизни этой женщины угрожают. Ирен, брошенная вскоре после рождения, всегда решительно отрицала сентиментальную потребность отыскать преступную мать, но, если к мелодраме добавляется возможное убийство, она готова отправиться куда угодно.

Мы узнали больше, чем мне хотелось бы, о детских годах Ирен, и получили ужасающую кандидатуру на роль ее родной матери.