Атомная крепость - Иван Цацулин Страница 2

– Вы хотите знать, в чем дело? Хорошо… Я заинтересован в том, чтобы вы, помогая мне, работали с открытыми глазами, знали, ради чего мы с вами рискуем. Я люблю называть вещи своими именами. – Прайс передернул плечами и остановился у стола. – Я стремлюсь как-то спасти себя… себя и вас, Аллен, и других, подобных нам. И я должен теперь спешить. Наши генералы и сенаторы кричат о необходимости войны против Советов… Ваш родной брат надрывается о том же… Но, избави бог, если мы сейчас развяжем эту войну – коммунисты правы, тогда мы погибнем.

Лицо Аллена Харвуда сделалось не только серьезным, но и зловещим: подобного рода шуток он не любил.

Но Уильям Прайс, кажется, и не собирался шутить, наоборот.

– Мы с вами живем в страшное время, Аллен, – продолжал он. – Я часто думаю о том, чем оно определено: непонятным мне роком или просто тем, что в наши дни развелось так много идиотов, воображающих себя умниками. Почти сорок лет я слежу за нашей внешней политикой и вижу, как мы с непостижимым упорством делаем одну ошибку за другой. Я не собираюсь читать вам лекцию, я просто хочу, чтобы вы поняли мой образ мыслей, сегодня это необходимо для дела… Итак, мы последовательно приводим в движение силы, которые в конечном счете погубят нас с вами. Да, да… погубят! Главная наша опасность – ограниченность. Это ужасная вещь! Смотрите: в тридцать втором году к нам приехал Яльмар Шахт. От имени деловых кругов Германии он просил нас благословить приход к власти Гитлера. Мы благословили. В ноябре тридцать седьмого года сенатор Ванденберг, глава концерна Дюпон, и мистер Слоун из «Дженерал моторс» тайно встретились с представителем Гитлера в Сан-Франциско и обещали ему поддержать фашизм… А через четыре года мы оказались вынужденными вместе с Советами воевать против Гитлера! Мы-то с вами знаем, что, взяв в руки оружие, Гитлер всерьез мечтал и о завоевании Америки… Гитлер съел почти всю Западную Европу и подбирался к Англии. Но наши надежды сбылись – он все-таки набросился на Россию. Вся Европа была его тылом и арсеналом. Он оказался в состоянии сразу бросить против России почти двести восемьдесят дивизий и… был разбит наголову!

Прайс умолк. Аллен Харвуд продолжал сидеть молча.

– А ведь Россия тогда была одна, – продолжал Прайс. – Одна! А теперь? Теперь мы боремся почти против миллиарда человек. Вот они, плоды нашей внешней политики!

– Вы считаете в этих условиях нашу победу невозможной, а борьбу бесполезной? – спросил Харвуд.

– О нет! – воскликнул Прайс. – Я считаю, что мы должны извлекать уроки из наших провалов и тогда уже действовать. Однако вся беда в том, что у нас не находится желающих признаться в своих провалах. Удалось нам сделать Гитлера своим военным союзником, заставить его уйти из захваченных им государств Западной Европы, дать гарантию Великобритании и безоговорочно выполнять наши указания? Нет, нам это не удалось. Во время прошлой войны вы, Аллен, три года просидели в Швейцарии, руководя оттуда заговором против Гитлера. Вы должны были убрать Гитлера и поставить во главе Германии наших людей, но вам и этого не удалось сделать! К концу войны вы обязаны были создать в Баварских Альпах неприступный бастион, в котором могли бы отсидеться и прийти в себя гитлеровские армии, чтобы продолжать войну, но…

– Я не понимаю, что вы всем этим хотите сказать, – сжав губы, сказал Харвуд и поднялся.

Но Прайс словно не хотел замечать возмущения начальника разведывательного управления.

– Я говорю все это не для того, чтобы обвинять вас в чем-то… – сухо сказал он. – Я это делаю для того, чтобы вы лучше поняли меня… Только и всего… Рузвельт сделал великую тупость, сообщив Черчиллю, что он отдал приказ приступить к изготовлению атомной бомбы. Я до сих пор не понимаю, зачем он это сделал.

– Но ведь Гитлер… – начал было Харвуд.

– Знаю, знаю, – бесцеремонно перебил его Прайс. – Гитлер до последней минуты надеялся, что немецкие ученые преподнесут ему атомную бомбу, которую он немедленно пустил бы в ход… Но этого, к нашему счастью, не случилось – они опоздали. И все же, за каким чертом было сообщать о нашем секрете англичанам?

Харвуд молча пожал плечами. Прайс продолжал:

– По-моему, это была чудовищная ошибка… Не так ли?

Харвуд кивнул головой.

– Что же случилось потом? – продолжал Прайс. – В Белом доме очутился Трумэн. Ему бы радоваться, что вместо двенадцати тысяч долларов в год – сенаторского жалованья, он стал получать оклад президента, но нет, этот парень решил увековечить свое имя в истории и приказал сбросить атомные бомбы над Японией. Я хотел бы, чтобы когда-нибудь его судили за это, как военного преступника! – злобно вскричал Прайс.

Харвуд с величайшим изумлением смотрел на собеседника.

– Если бы я мог, – кричал Прайс, бегая по кабинету, – я приказал бы судить Гарри Трумэна. Нет, не за погибших японцев, до них мне нет никакого дела. Но я считаю поступок Трумэна актом величайшей национальной измены: он окончательно рассекретил наше важнейшее оружие. Понимаете? И сделал это без нужды, это же нам всем ясно: известно, что Япония капитулировала не потому, что сгорели деревянные домики в Нагасаки, а потому, что русские разгромили Квантунскую армию, заняли Маньчжурию и не сегодня-завтра могли высадиться на островах, вступить в Токио. А рассекретив атомную бомбу, мы проиграли нашу будущую победу над Советами, Аллен, – таково мое глубокое убеждение.

Как бы устав, Прайс на некоторое время умолк.

– Потом нашлись безответственные карьеристы, вроде Брэдли, и подняли крик о превентивной войне, – сказал он с тихой злобой.

Харвуд решил активнее включиться в беседу.

– Вы забываете, сэр, о необходимости подготовить соответствующую обстановку для принятия военных кредитов, – сказал он.

Прайс отлично понял намек.

– Я сам заинтересован в кредитах, – ответил он, – но ведь для этого можно было ограничиться версией о предстоящем нападении на нас, а вовсе не кричать о том, что мы первыми сбросим на Москву атомную бомбу. Тем более я убежден, что практически это вряд ли осуществимо. А вся эта идиотская болтовня рассекречивает наши планы. Какая же это превентивная война, если мы о ней изо дня в день трубим на всех перекрестках? Это наша вторая ошибка.

Мы рассчитываем на немцев, турок… Но боже мой! Кто знает, когда же мы будем, наконец, иметь настоящую армию, которую можно было бы бросить против Восточной Европы и Китая? Не надо забывать: нас с вами, Аллен, преследуют неудачи – бесславно провалились подготовленные нами заговоры в ГДР и Польше, не удалось организованное нами восстание в Венгрии.

Не возражайте: мы снова провалились, это следует признать честно. Путч в Венгрии подавлен, а переброшенные нами через венгерскую границу кадровые офицеры Гитлера и Хорти разбежались кто куда. Часть их схвачена советскими войсками и солдатами Яноша Кадара…

Потом мы затеяли сложную игру на Ближнем Востоке, вдохновили авантюру против Египта… Все шло, как мы и предвидели, – оккупационным войскам Англии, Франции и Израиля пришлось ретироваться. Мы отлично знаем почему – вмешался Советский Союз.