Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев Страница 2

Вопрос был задан скорее для приличия. Потому что водитель серого внедорожника уже успел выбраться из своего «танка», пикнуть сигнализацией и протянуть Черепанову руку для пожатия. Иван сглотнул поднявшийся к горлу ком. По спине невольно пробежал холодок. «Гнатенко! Жив-таки, курилка. Интересно, зачем я ему опять понадобился, спустя почти десять лет?» — стал прикидывать Черепанов.

— Глазам не верю, неужто вы, Игорь Алексеевич?!

— Что, так сильно состарился? Знаю, знаю… Ну, а ты по дружбе скажи, что это не так, хоть какое-то утешение. Тебе не трудно, а мне будет приятно, — Гнатенко всегда с легкостью подшучивал над собой.

— Ну уж нет, без комплиментов: выглядите на 55 с плюсом. Просто не ожидал вас увидеть, вот и растерялся. Конечно же, пойдемте ко мне. Правда, разносолов не обещаю, а вот ароматного кофейку сварю. Тем более что обсуждать будем не вчерашний футбол, как я понимаю, — приветливо улыбаясь, произнес Черепанов и решительно распахнул перед поздним гостем двери своего дома.

— Правильно, Иван Сергеевич, понимаешь. Кофейку, да покрепче, мне и себе свари. Есть о чем потолковать.

Пока Черепанов размалывал зерна арабики и варил в прокопченной турке ароматный напиток (ну не признавал он растворимый кофе!), ему подумалось, что время не властно над старым воякой. «Интересно, сколько же ему на самом деле лет: шестьдесят, шестьдесят пять или семьдесят? Человек без возраста, без лица, без особых примет. Зато с железной хваткой», — размышлял Иван, вспоминая, как впервые встретил Гнатенко в Чернобыле накануне трагедии.

Вторая встреча, в 2004 году, происходила в не менее экстремальных условиях. Тогда, пытаясь предотвратить взрыв на Запорожской АЭС, Иван чудом остался жив, чего не скажешь о его товарищах [1].

Было ясно, что ничего хорошего визит позднего гостя ему не предвещает.

— Давайте начистоту, Игорь Алексеевич. Я понимаю, что люди вашей профессии просто так в гости не ходят. Стало быть, я вам сильно понадобился. Кстати, внесите ясность, вы какую организацию нынче представляете?

— Организацию я, Иван Сергеевич, представляю нашу, отечественную, обладающую неограниченными полномочиями и широкими связями с коллегами из ближнего зарубежья. Этой информации для тебя вполне достаточно. Теперь по существу. Ты все правильно понял, ради чашки кофе и обсуждения вчерашнего футбола я бы тебя не стал тревожить. Нужна твоя помощь, Иван.

Российский президент проводил очередное совещание с руководителями силовых структур.

— Сегодня у меня был телефонный разговор с моим американским коллегой. Он согласился, что продолжение боевых действий на Ближнем Востоке невыгодно нашим странам. Более детально обсудить этот вопрос мы условились при личной встрече. Я подтвердил президенту США приглашение посетить Российскую Федерацию в ближайшее время. Уверен, что такая встреча на нашей территории позволит согласовать и другие нюансы взаимоотношений наших государств, касающиеся не только дальних, но и ближних соседей. Прошу присутствующих высказаться о тех проблемах, которые имели бы существенное значение при подготовке нашей встречи.

— В связи с обострением геополитической ситуации разрешите напомнить опыт афганской операции, которая предшествовала ослаблению и распаду Союза, — неожиданно взял слово руководитель Главного разведывательного управления Федор Масленников.

Обычно на таких мероприятиях он вел себя сдержанно и, как опытный разведчик, умел держаться в тени, качественно выполнял задачи и не раздражал начальство инициативами, а потому присутствующие наблюдали за его выступлением с осторожным любопытством.

— Тогда наши службы были умело и тонко спровоцированы, — продолжил Масленников. — Нас, как вы помните, «убедили», что эта операция приведет к росту цен на нефть, что было в интересах СССР, но вышло все наоборот. Мы увязли, нас ослабили, и появился повод сделать из СССР страну-изгоя… Автор аналитической записки, обосновавшей наш заход в Афганистан, полковник Самсоненко погиб как-то странно, а его источники были зачищены…

— К чему это вы, Федор Степанович, клоните? — вмешался молодой амбициозный советник президента.

— Сегодня у нас нет ясности в политических моментах: как поведут себя Франция и Германия при ухудшении наших отношений с США, какую позицию займет Китай и можем ли мы до конца рассчитывать на поддержку ряда восточноевропейских стран? Как нет ясности и в некоторых экономических вопросах. И прежде всего может ли упасть цена на нефть, если Соединенные Штаты пообещают арабским странам поддержать Палестину? Есть много рисков, влияние которых нам оценить сложно, — ответил Масленников.

— Не пойму я вас, Федор Степанович, — не унимался советник. — Американцы имеют целые коммерческие армии для достижения нужных им результатов в ситуациях, когда законными методами добиться ничего нельзя. Революции и восстания устраивают, где хотят. Мы долго изучали их опыт и теперь готовы посоревноваться с ними, используя их же методы. Не нужно бояться и вечно отступать. Чтобы научиться побеждать, необходимо пробовать. У нас уже есть успешный опыт, и его нужно развивать.

— И все же мы не успеваем качественно просчитывать все последствия, — возразил Федор Степанович.

Казалось, он волновался, что было и вовсе не типично, ведь собравшиеся за столом люди давно относились к политике как к работе — порой тяжелой, порой приятной, но кропотливой и опасной, ведь, сделав две-три ошибки, можно все потерять.

— Значит, так нужно. На данном этапе. Не переживайте, Федор Степанович. Вы ведь помните, что партию можно проиграть не только из-за неправильного хода, но и если слишком долго над ним думать. Страх ошибиться приведет к тому, что не будет времени этот ход сделать, — на лице советника появилась загадочная улыбочка.

Желающих продолжить обсуждение проблемы больше не было. На повестке дня оставался один вопрос в разделе «Разное».

— Александр Васильевич, мне доложили, что вы хотели сообщить что-то чрезвычайно важное? — президент посмотрел на директора Федеральной службы безопасности.

Александр Шортников поправил очки, он все еще мысленно анализировал выступление Масленникова. Кому оно было адресовано? Записи здесь не ведутся, и не та трибуне, чтобы перед прессой покрасоваться, а вот риски от того, что на рожон полезешь, известны. Если коллега хотел намекнуть на что-то ему, Шортникову, лично, то лично мог бы встретиться и сказать. Впрочем, тогда бы это можно было представить как попытку заговора и отклонения от линии… Зачем он вылез с позицией, которая никому не близка и не выгодна, да еще и выбрал такой формат? Не идиот же он и не враг себе?! Странно… Нужно будет об этом потом подумать.

Шортников собрался с мыслями и, закончив перебирать листы с пометками, тихим, ровным голосом начал доклад:

— Я как раз о наших соседях из ближайшего западного зарубежья хочу доложить. Ситуация там, как известно, неспокойная. И сейчас наша седьмая лаборатория предложила провести уникальный эксперимент по перемещению испытателя из нашего времени в параллельный мир, находящийся в 1647 году, то есть за полгода до восстания запорожских казаков во главе с Богданом Хмельницким.