Рейтинг бывших мужей - Ирина Хрусталева Страница 2

Варнавин на какое-то время задумался, как будто что-то вспоминая и собираясь с мыслями, а потом возобновил свой рассказ:

– Моя дочь росла весьма эмоциональным ребенком, к тому же фантазерка была страшная. Помню, звонит мне однажды на работу, рыдает, кричит: «Папочка, приезжай немедленно, у меня, наверное, аппендицит! Няня хочет вызвать врача, а я без тебя никуда не поеду». Говорю ей – позови мне Людмилу Николаевну к телефону, это так нашу няню звали, – пояснил он. – А Василиса мне в ответ: «Она в аптеку побежала, за лекарствами». Я, конечно, все бросаю и лечу домой как ненормальный. И что бы вы думали? Приезжаю, а там все в полном порядке! Няня – ни сном ни духом, Василиса хитро улыбается. «У меня, – говорит, – все прошло и уже ничего не болит». Ну, как вам это нравится?

– Ребенок, что с нее взять? – улыбнулась Надежда. – Дети очень часто прибегают к подобным хитростям, чтобы привлечь к себе внимание родителей.

– Дальше мой ребенок начал выкидывать такие фортели, нарочно не придумаешь, – тяжело вздохнул Варнавин. – Началось все с того, что я не смог вовремя вернуться из командировки и пропустил день рождения Василисы, ей тогда одиннадцать лет исполнилось. Я смог приехать только через два дня, и это была не моя вина: юристы наших партнеров затянули подписание договора. Изучали и прорабатывали каждый пункт чуть ли не под микроскопом, и я не мог им возразить, это их право. И уехать без этого договора я не мог, потому что от него зависела вся дальнейшая работа компании.

– Деньги, деньги, – прошептала Надежда. – Сколько всего происходит в нашей жизни в угоду этим бумажкам!

– Напрасно вы так, Надежда Дмитриевна, моя компания – это не только я один, в ней работают тысячи людей, за которых я несу ответственность как работодатель.

– Простите, Андрей Игоревич, я сказала не подумав, – извинилась Надя. – Я такой же работодатель, как и вы, и очень хорошо понимаю вас. Рассказывайте дальше про вашу дочь.

– Конечно же, я страшно извинялся перед Василисой, а она внимательно слушала мои извинения и молчала. Слушала и молчала, – хмуро повторил Андрей, тяжело вздохнув. – Лучше бы она закатила истерику с криками и слезами, мне, наверное, было бы намного легче, но вот ее упорное молчание… оно терзало мою душу, а я ничего не мог исправить. Короче говоря, буквально на следующий день мне звонят из супермаркета и сообщают: «Ваша дочь украла дорогую мягкую игрушку, сейчас она сидит в кабинете директора, и, если вы не хотите, чтобы мы сдали ее в детскую комнату милиции, немедленно приезжайте». После этого случая я целую неделю пробыл дома, рядом с ней, но я не мог себе этого позволить и дальше, поэтому пришлось выйти на работу, и через два дня… не поверите!

– Все повторилось? – спросила Надежда.

– Да, повторилось, только уже в другом магазине, а потом снова, снова и снова! Я пробовал разговаривать с Василисой по-разному, и строго, и мягко. Старался объяснить, насколько это плохо, некрасиво и опасно. Она внимательно слушала меня, вроде бы соглашалась, даже обещала, что этого больше не повторится, но проходило немного времени… и все начиналось заново.

– Дальше вы мне можете не рассказывать, я, кажется, догадываюсь, с какой проблемой вы ко мне пришли. Ваша дочь стала клептоманкой?

– Да, верно! Я думал, что это все влияние переходного возраста, ведь в это время все подростки – бунтари, но шло время, Василиса подрастала, и ничего не менялось, даже наоборот.

– Теперь, когда ей уже девятнадцать, мягкие игрушки ее больше не привлекают? Я правильно вас понимаю?

– Да, вы все правильно понимаете, только вот я ничего не понимаю, – тяжело вздохнул Андрей. – Чего ей не хватает? Я достаточно обеспеченный человек, и моя дочь ни в чем не нуждается. С ней занимались лучшие учителя, она знает два языка в совершенстве, играет на фортепьяно, занимается теннисом. У Василисы есть своя квартира в великолепном доме в престижном районе. На восемнадцатилетие я подарил ей автомобиль, о котором она давно мечтала. На ее счете достаточно денег, чтобы она могла себе позволить купить любую вещь, какую только пожелает.

– Вы считаете, что любовь и внимание можно заменить деньгами и подарками? – спокойно спросила Надежда, глядя посетителю прямо в глаза. – Детские обиды настолько прочно укореняются в подсознании, что никакие машины, квартиры и вещи здесь не помогут.

– Да, вы правы, я вынужден с этим согласиться, поэтому и пришел к вам. Я очень надеялся, что с возрастом это все пройдет, но сейчас вижу, что моя дочь серьезно больна и без помощи специалиста ей не обойтись.

– А сама она как на это смотрит?

– Она считает, что вполне может с этим справиться самостоятельно, но я-то вижу, что это невозможно.

– Справиться с адреналиновой зависимостью самостоятельно – это весьма проблематично, я с вами согласна.

– С адреналиновой? – удивленно переспросил Варнавин. – Но у моей дочери совсем другая зависимость: она воровка.

– Позвольте с вами не согласиться. Воры относятся совсем к другой категории людей: они воруют ради наживы или чтобы не умереть с голоду, например. Ваша дочь ни в чем не нуждается, и ей незачем воровать для того, чтобы продать украденное и просто прокормиться. Ее привлекает риск, он дает ей очередную порцию адреналина, и с каждым разом организм требует этого адреналина все больше и больше. Такая зависимость сродни наркотической, и она не менее серьезна.

– А можно этот адреналин получать как-нибудь… иначе?

– Сколько угодно.

– И как же?

– Например, стать укротителем диких зверей или ловцом крокодилов, – улыбнулась Надежда. – Змееловом, на худой конец.

– Вы это серьезно говорите или шутите?

– Ну, конечно, шучу, это все не для девушки, хотя женщины часто бывают укротительницами. Василисе можно заняться прыжками с парашютом, скажем…

– Нет-нет, только не это! – замахал руками Варнавин. – Я в курсе, сколько парашютов не раскрывается.

– Скалолазание и серфинг тоже подходят.

– Еще лучше, – нахмурился Андрей. – А чего-нибудь попроще нет?

– Да любой экстремальный вид спорта дает массу адреналина, выбирайте любой. Правда, я обязана вас предупредить: еще не факт, что это поможет, потому что здесь имеется некоторая разница.

– В чем же?

– Если начну вам объяснять, в чем она состоит, это займет очень много времени, а понять вы мало что сможете, для этого нужно быть медиком, желательно – психиатром или, как я, психологом, – улыбнулась Надежда.

– Час от часу не легче, как сложно все, – нахмурился Варнавин. – И, как я понимаю, это намного серьезнее, чем я предполагал. Значит, я не напрасно пришел к вам?

– Что вы хотите от меня?

– Мне вас порекомендовали как очень хорошего психолога, и я прошу: помогите мне, Надежда Дмитриевна! Вернее, не мне, а моей дочери. Я очень за нее переживаю, боюсь, что в один прекрасный день все может очень плохо кончиться.