Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь - Диана Чемберлен Страница 2

Хотя под ложечкой у меня противно засосало. Мы с Эйденом не пришли к полному согласию по поводу того, что именно подразумевает наше открытое усыновление.

– То есть вы хотите предоставлять биологическим родителям сведения о вашем ребенке? Посылать им фотографии? Может, даже позволите вашему ребенку общаться с ними, если этого пожелают биологические родители?

– Именно так, – подтвердил Эйден, и я кивнула.

Пока не стоит упоминать о моих оговорках. Хотя я уже готова полюбить тех безымянных, безликих людей, которые согласятся доверить нам своего ребенка, однако не уверена пока, до какой степени мне хочется впускать их в нашу жизнь.

Пэтти сменила позу и слегка подтянула свой «конский хвост».

– Как вы можете описать ваш будущий образ жизни? – спросила она, меняя тему, и мне пришлось тряхнуть головой, чтобы очистить ее от образа тех воображаемых бескорыстных биологических родителей. – Как впишется в него будущий ребенок?

– Ну, пока мы оба работаем целыми днями, – сказал Эйден, – однако Молли легко может перейти на неполную рабочую неделю.

– И к тому же, если у нас появится ребенок, я возьму шестинедельный отпуск.

– Когда появится. – Эйден сжал мою руку. – Давай смотреть в будущее с оптимизмом.

Я улыбнулась. Честно говоря, я не возражала бы и совсем бросить работу. Мне надоели бесконечные дела о разводах. Чем дольше я занималась адвокатурой, тем меньше она мне нравилась. Но это уже другой разговор.

– Мы ведем вполне активную жизнь, – сообщила я Пэтти. – Любим путешествовать с палаткой, кататься на велосипедах. А летом проводим много времени на побережье. Мы оба занимаемся серфингом.

– Будет здорово приобщить к нашим развлечениям малыша, – заметил Эйден.

Мне показалось, что его прижатая к моей рука взволнованно дрогнула.

Пэтти перевернула страничку блокнота.

– Расскажите мне о ваших семьях, – попросила она. – В каких условиях вы росли и воспитывались? И как ваши родители относятся к идее усыновления?

«Ну вот, – подумала я, – теперь разговор свернет на кривую дорожку. Теперь мне придется врать». Я с облегчением вздохнула, услышав, что Эйден ответил первым.

– Мои родители полностью согласны с нами, – сообщил он. – Я вырос здесь, в Сан-Диего. Мой отец тоже законовед.

– Законоведы в наших краях растут как грибы, – с улыбкой заметила Пэтти.

– В общем, моя мама до выхода на пенсию работала учителем, а моя сестра, Лори, трудится шеф-поваром, – продолжил Эйден. – Они уже закупают подарки для малыша.

Его родня выглядела безупречно. И они действительно прекрасные люди. Я полюбила их – его замечательного отца и мягкую, добрую мать, его творческую по натуре, кормящую сестру и двух ее маленьких близнецов. По прошествии долгих лет нашей семейной жизни они стали для меня настоящей родной семьей.

– А как вы описали бы поведение ваших родителей в отношении детей? – спросила Пэтти Эйдена.

– Как спокойное и естественное, – ответил Эйден, и само его тело, казалось, расслабилось, когда он произнес эти слова. – Они воспитали нас вполне добродетельными людьми, поощряя в нас с Лори стремление к принятию собственных решений. И мы оба добились хороших результатов.

– А как они справлялись с вопросами дисциплины?

– В основном лишали привилегий, – сказал Эйден. – Никаких телесных наказаний. Я не способен даже отшлепать ребенка.

– А какими бывали наказания в вашей семье, Молли? – спросила Пэтти, и я мысленно возблагодарила Бога за то, что она пропустила пункт: «расскажите мне о вашей семье».

– Они заключались в бесконечных нравоучительных беседах, – с улыбкой ответила я. – Мой отец был психотерапевтом, поэтому если я делала что-то плохое, то мне приходилось каяться, расставляя все точки над «i». Порой я предпочла бы порку.

– Ваша мама тоже где-то работала? – спросила Пэтти.

– Она была фармацевтом, – ответила я.

Откуда мне знать, может, она до сих пор работает в аптеке. Сейчас Норе, должно быть, лет шестьдесят семь или шестьдесят восемь.

– А ваши родители тоже из Сан-Диего? – спросила Пэтти.

– Нет. Они уже умерли, – сказала я, впервые соврав с начала разговора.

И вряд ли эта ложь останется единственной.

– О, простите, – сказала Пэтти. – Есть ли у вас братья и сестры?

– Нет, никого, – ответила я, радуясь, что могу сказать правду. – Я выросла в Северной Каролине, поэтому мне редко удается видеться с дальними родственниками.

В известном смысле с некоторых пор практически никогда. Я поддерживала связь только с моей кузиной Дэни, и то минимально. Я почувствовала, как напрягся Эйден, пусть даже и самую малость. Он понял, что мы вступили на опасную территорию. Хотя и не знал наверняка, насколько она опасна.

– Ладно, давайте немного поговорим о здоровье, – предложила Пэтти. – Молли, до каких лет дожили ваши родители? И от чего они умерли?

– Какое это имеет значение? – нерешительно помедлив, спросила я, стараясь сохранить дружелюбный тон. – Я имею в виду, если бы у нас были родные дети, никто не стал бы спрашивать нас…

– Милая, – прервал меня Эйден, – это имеет значение, поскольку…

– В общем, складывается впечатление, что ваши родители умерли довольно молодыми, – мягко перебила его Пэтти. – Это не вычеркивает вас из списка кандидатов на усыновление, но если они имели наследственные заболевания, то биологическим родителям следует об этом знать.

Я высвободила руку и повлажневшими ладонями пригладила юбку.

– Мой отец болел рассеянным склерозом, – сообщила я, – а у матери обнаружили рак груди. – Хотелось бы мне не говорить при Эйдене такую своеобразную ложь. Сейчас она могла вызвать некоторые проблемы. – Хотя сама я совершенно здорова, – быстро добавила я, – мне сделали анализ на генетическую предрасположенность и… – Я помедлила.

Как же называется тот чертов ген? Если бы у моей матери действительно обнаружили рак груди, то аббревиатура той группы генов, вероятно, с легкостью всплыла бы в моей памяти.

– BRCA [1], – помогла мне Пэтти.

– Точно. – Я улыбнулась. – И обследование показало, что я совершенно здорова.

– Ни у кого из нас нет никаких хронических заболеваний, – добавил Эйден.

– А как вы относитесь к вакцинации?

– Положительно, – сразу откликнулся Эйден, а я кивнула.