Венец многобрачия - Наталья Александрова Страница 2
Венец многобрачия - Наталья Александрова читать онлайн бесплатно
Гораций уже стоял у лифта и посматривал на меня выжидающе: поехали, мол, скорее, я от тебя сегодня и так уже утомился. Я поднялась к себе на четвертый этаж в растрепанных чувствах, полезла за ключами, а тут как раз на площадку с мусорным ведром вышла Раиса Кузьминична.
Наш дом, вернее, дом Валентина Сергеевича, в последнее время облюбовали богатые люди. Дом достаточно приличный, строился еще в такое время, когда люди умели работать и боялись жульничать. Планировка квартир – хорошая, потолки высокие, рядом – чудный парк. И хоть дом раньше считался «профессорским», то есть жила в нем преимущественно научная и творческая интеллигенция, но со временем выросли дети, кто-то разменялся, так что теперь многие обитатели дома легко согласились выехать в другие квартиры. Приходили и ко мне по поводу обмена, но об этом после.
А Раисе Кузьминичне повезло. Сын у нее неожиданно разбогател и, вместо того чтобы выезжать из дома, где они прожили много лет, купил еще квартиру рядом, сделал шикарный ремонт и окружил мать заботой и импортной бытовой техникой. Однако кое-чего Раиса Кузьминична все же лишилась – общения с соседями. Народ теперь живет скрытный, понаставили дверей да замков, в гости на чашку чая ни к кому не придешь. Но Раиса не унывает, она ходит сидеть на лавочке к соседним домам попроще, а дома устроила наблюдательный пункт у окна. Таким образом, она все обо всех всегда знает и, что характерно, охотно своими знаниями делится. И как-то само собой у меня с языка сорвался вопрос: кто же такая эта женщина в шикарном сером пальто, да одна ли живет и почему никто не видит ее лица?
– Вот, в самую точку попала! – зашептала Раиса Кузьминична. – Живет одна, очень уединенно, ни с кем не общается. Да ведь она совсем недавно сюда въехала, уже после того, как Валентин Сергеевич преставился. – Раиса перекрестилась. – А ни с кем не дружит, потому что лицо изуродовано сильно, в аварию она попала, все лицо изрезано было стеклами.
– Да что вы говорите? – воскликнула я.
– Все точно, она специально и квартиру купила здесь, чтобы в незнакомом доме поселиться, чтобы никто не знал.
– И гуляет одна в парке…
– Вот именно! – обрадовалась Раиса.
– А что ж, никого у нее нет из близких?
– Вот про родных не знаю, – неохотно призналась Раиса, – врать не буду…
– Н-да, и сильно изуродовано лицо-то? Такая женщина элегантная…
– Уж не знаю, а, видно, здорово, раз ни с кем не общается.
– Раиса Кузьминична, а откуда вы все это знаете? – не удержалась и полюбопытствовала я, но тут же поняла, что допустила вопиющую бестактность.
В самом деле, ведь не придет же мне в голову спрашивать фокусника, где он прячет голубей и кроликов, когда показывает зрителям пустую шляпу? И пока Раиса оскорбленно поджимала губы, я протащила Горация в свою квартиру.
Все говорят, что выгляжу я на тридцать пять, но я-то знаю, что мне скоро сорок. И еще много людей про это знают. Но в этом доме, доме Валентина Сергеевича, я живу недавно, поэтому смело могу надеяться, что соседи считают меня моложе, чем я есть.
Валентин Сергеевич Запольский был мужем моей матери. Я не могу назвать его отчимом, потому что женился он на маме, когда я уже была замужем за Артемом, так что вместе мы никогда не жили. Отца я помню плохо, мы жили с мамой вдвоем, пока мне не исполнилось семнадцать, и мать не решила, что настало ей время заняться своей личной жизнью. В доме замелькали поклонники, потому что мама была женщиной привлекательной даже в возрасте, как мне тогда казалось, а ведь ей было всего сорок, как мне сейчас…
Я была занята учебой и своими ухажерами, а мамулины поклонники понемногу отхлынули, осталось двое. Один – Игорь, кинорежиссер, творческая личность… «Невероятно талантлив, – шептала мама, – и потрясающе хорош». Не скрою, было в нем что-то такое – мужественный поворот головы, открытая обезоруживающая улыбка, но я никак не могла отделаться от мысли, что все свои благородные позы он репетирует по утрам перед зеркалом, а все экспромты придумывает заранее. Я точно уверилась в своей правоте, когда как-то во время ужина пролила Игорю на брюки горячий чай. Он вскрикнул, сумел сдержать готовое вырваться неприличное слово, но во взгляде не осталось ничего благородного, и улыбка напоминала волчий оскал.
– Глупости, – возмущалась мать, когда вечером я поведала ей результаты своих наблюдений, – что же, ему надо было плясать от радости, что ты его обожгла?
Дело было не в горячем чае, просто от неожиданности Игорь забыл про лицо, и сразу же проступило его хамское нутро.
– Ерунда! – сердилась мать. – Ты просто ревнуешь и не хочешь, чтобы рядом со мной был приличный человек.
Я возразила, что как раз этого-то я и хочу и поэтому настоятельно рекомендую ей приглядеться ко второму кандидату, которым и был Валентин Сергеевич. Человек он был очень приличный, воспитанный, образованный – профессор, между прочим, в Технологическом институте, но, как считала мама, обладал очень большим недостатком – был старше ее на десять лет.
«Ты хочешь, чтобы я похоронила себя со стариком!» – кричала мать.
«Тогда скажи ему об этом прямо, – ехидно возражала я. – Зачем ты его мучаешь? Бережешь на черный день?»
Но она, что называется, как с цепи сорвалась. Мама никогда не была легкомысленной, просто, как я сейчас понимаю, ей нравилось такое состояние, когда ухаживают, говорят комплименты, ей хотелось оттянуть окончательный выбор. И чтобы присутствие Валентина Сергеевича в нашем доме обрело какой-то смысл, она предложила ему позаниматься со мной химией.
Я в то время заканчивала последний класс и собиралась поступать в Университет на филологический факультет. Почему-то если ребенок не успевает по физике и математике, принято называть его истинным гуманитарием. В нашей школе физичка Кира Борисовна с грустью пожимала плечами, утверждая, что полкласса, входя к ней в кабинет, оставляют мозги в коридоре, а математик, как представитель более точной науки, не уставал добавлять ехидно, что некоторым и оставлять-то нечего. Скажу, не хвастаясь, что на меня их ехидство никогда не распространялось, но вот химия… Химия – это был кошмар моей школьной жизни.
Началось все с седьмого класса, когда мы проходили окислительно-восстановительные реакции. Во время опыта я честно слила вместе кислоту и щелочь и, рассчитывая, что в чашке должен получиться раствор поваренной соли, как было написано в формуле, рискнула попробовать его на язык. Язык обожгло кислотой, а когда я, возмущенно отплевываясь, вскочила и опрокинула на себя чашку, колготки покрылись множеством дырок. Вот и верь после этого формулам! И я возненавидела химию.
Дальше пошло еще хуже – органическая химия наводила на меня ужас. Особенно возмущало бензольное кольцо. Почему у всех формулы нормальные, а у бензола – кольцо? – вопрошала я Валентина Сергеевича. Он улыбнулся и рассказал, как немецкий химик Кекуле увидел в зоопарке трех обезьян, сцепившихся лапами, и придумал формулу бензольного кольца. Обезьяны мне понравились, обезьяны – это что-то конкретное.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments