Любовь насмерть - Анна Данилова Страница 2

И поэтому, когда я шагал по аллее между мерцающими малиновым блеском еловыми стволами, уходящими верхушками к мглистому зеленовато-синему небу, по направлению к его дому, мне не верилось, что его больше нет в живых. Я почему-то был уверен, что, постучавшись к нему, тотчас услышу шаги за дверью, а потом и увижу его пусть и заспанное, но все равно милое, подсвеченное радостью лицо.

Рядом с каждым коттеджем, а их было пятнадцать, горели мощные фонари, и лишь небольшие участки аллей оказывались в полной темноте. Я шел, вдыхая сырой лесной запах и чувствуя себя совсем маленьким среди высоченных елей. Почему-то подумалось тогда, что жизнь наша чрезвычайно хрупка. Что у нас нет ни плотной чешуйчатой кожи, которая могла бы нас защитить от холода и ран, ни мощных когтей, ни клыков. Удивительно, как мы вообще доживаем до старости.

Оставалось примерно метров двадцать до освещенного домика доктора, когда я увидел светлое пятно на аллее. Остановился. Не хотелось дальше идти.

…Девушка в белом свитере с большим пятном крови в области сердца действительно реально существовала. Она была мертва и лежала на обочине аллеи. И неподалеку от нее я нашел тело доктора Селиванова. Признаюсь, я даже ущипнул себя, все еще не веря, что это происходит в действительности. Уж слишком тихо и мирно мы все в этом поселке жили и особых тревог не испытывали. Как-то так случилось, что здесь собрались исключительно зрелые люди, в основной своей массе состоявшиеся, признанные. Во всяком случае, все неплохо продавали свои картины и романы, и денег хватало иногда не на одну, а на две семьи (над этой мужской особенностью мы сами часто подшучивали). Конечно, у каждого имелись проблемы, время от времени уходили из жизни близкие люди, но все это воспринималось как естественное движение жизни, его логический итог.

А вот убийство Селиванова – это противоестественная смерть. Это трагедия, о которой, я был в этом уверен, еще долго будут говорить.

Подумал ли я тогда, что меня самого могут обвинить в убийстве доктора? Конечно же, нет. Однако перед тем, как позвонить в полицию, я спросил сам себя, как я объясню тот факт, что нашел здесь трупы? Что сам-то я делал в такую пору возле его дома? Просто прогуливался? Именно по той аллее, где и было совершено убийство? Нет, надо было подумать.

…Полицейские приехали через сорок минут. К этому времени я уже собрал вокруг места преступления всех соседей, я не мог им не позвонить. Все понимали, что к самому месту преступления приближаться нельзя. Кто в чем вышел из дома – в пижаме, в халате, в спортивных штанах, а кто и в старом пальто. И всем в эту летнюю ночь было холодно. И страшно. Никто не понимал, кто и за что мог убить хорошего человека. Никто не знал в лицо и убитую девушку, я, пока дожидался полицию, успел сделать снимок на телефон, чтобы потом показать, кому нужно.

– Следователь Ракитин. Что вы сами делали здесь в этот час? – спросил меня человек с заспанным лицом. От него несло перегаром.

– Шел к нему за снотворным, – солгал я довольно уверенно, потому что на прошлой неделе действительно никак не мог уснуть и примерно в это же время, закрыв бар, отправился к Селиванову за снотворным.

Я понимал, что меня будут допрашивать, как и всех остальных, кто жил рядом и был знаком с доктором. Но мне нечего было скрывать, я уже знал, что расскажу им я и что скажут о докторе другие. Он был прекрасным человеком, и кто и за что его мог убить – трудно даже предположить! Таких людей не убивают! Хотя, конечно, никто ничего не знал о его прошлом, где он работал, что делал. Может, совершил ошибку, и по его вине кто-то умер. Предполагать можно было сколько угодно.

Машин понаехало много, в лесу и вдоль аллеи поставили мощные прожекторы – искали орудие убийства, пистолет, но, судя по всему, ничего не нашли. Я видел, как эксперты делали слепок автомобильного следа, оставленного на обочине, но не особо-то верил, что он принадлежит машине убийцы.

Я внимательно рассматривал лица своих друзей и знакомых, поскольку вполне допускал, что кто-то из них лжет или просто недоговаривает. Может, и видел кто девушку, да не собирался признаваться в этом. И еще одно странное чувство охватило меня той ночью, когда я вдруг подумал, что я особенно-то хорошо никого из поселка и не знаю. Особой дружбы у меня ни с кем из них пока не сложилось, хотя в основном все посетители моего бара были людьми приятными и интересными. Но я принадлежу к тому числу индивидов, которые считают, что настоящая дружба все-таки проверяется временем, а не количеством выпитого в твоем присутствии алкоголя. Возможно, случаются и такие редкие случаи сближения людей за короткий срок, если они, предположим, попали в какую-то сложную ситуацию, где каждый показал себя настолько полно и так проявил себя с лучшей стороны, что этот случай просто не мог не вылиться в настоящую дружбу. Но что особенного могло случиться в моем баре, чтобы и со мной произошло такое? Об этом я подумал как раз той ночью, когда все мои приятели стояли в лесу в своих пижамах и халатах с растерянными физиономиями, потрясенные смертью одного из нас. О чем думал каждый, хотелось бы мне тогда знать. Мне стыдно признаться, но, глядя на них, я вполне себе допустил, что убийца, возможно, находится здесь же, рядом с нами, содрогаясь от холода и нервного озноба. И мысленно уже рисует тюремную решетку, которая отделит его благополучное и спокойное прошлое от страшного будущего. Но что, что же могло заставить этого человека убить нашего доктора? За что? Все, я полагаю, задавались точно таким же вопросом, и, вернувшись домой, каждый их нас продолжал думать об этом, недоумевать и испытывать неприятное чувство страха, предполагая, что на месте доктора, кто знает, мог бы оказаться один из нас. Что, если это просто маньяк, больной человек, одержимый какими-то своими странными идеями или желаниями, увидевший в докторе Селиванове смертельного врага? Но если так, то при чем здесь эта убитая девушка? Какое она имеет отношение к доктору?

Я вернулся к себе под утро, продрогший, уставший от бессмысленности всего того действа, которое мне пришлось пережить, отвечая на идиотские вопросы следователя. Я-то знал, что не убивал, а потому если поначалу отвечал вежливо и подробно, то потом уже и не скрывал своего раздражения. Но, с другой стороны, разве не чувствовал я угрызения совести, глядя на распростертое тело доктора, зная, что укрыл в своем доме девушку, которая, возможно, и убила его?! И да, безусловно, я боялся, что своим поведением как-то выдам свою нервозность и легкую панику. Мне вовсе не хотелось, чтобы я, помимо своей воли, оказался втянутым в это дело. Я и в лес-то перебрался несколько лет тому назад, чтобы жить спокойно и поскорее позабыть свои проблемы – развод, унизительный для нас с женой раздел имущества, ссору с сыном, настаивавшем на том, чтобы мы с женой помирились. Оставив им практически все, чем владел, я перебрался в лес, чтобы спокойно себе писать свои романы, сценарии, ну и как-то само собой получилось, что открыл этот бар. Возможно, я совершил этот дичайший и не свойственный мне поступок, чтобы окончательно не одичать и иметь возможность общаться с людьми? Как-то почти бессознательно все это произошло, идея пришла во время одной жесткой попойки с моими писателями и художниками, так много народу набилось у художника Безобразова, так тесно было, кто-то посетовал, что такого вот бара не хватает…