Портреты в черных тонах (Стеклянная тень - исход) - Михаил Март Страница 20

– Почему не половину? – поинтересовалась Маша.

– Ее за такие деньги пришьют. А потом, меня тоже проверяют, и я отстегиваю, кому надо. Если в зоне узнают, что у Анны такая богатая сестра, с вас три шкуры за любую мелочевку будут драть. Свидание можно получить за десять тысяч, а можно и за сто. Кум клиента насквозь видит. Вам придется переодеться. В таком шикарном наряде к зоне лучше не подходить.

– Ладно, это мелочи. У Ани все нормально?

– Теперь нормально. Вы ей шкуру спасли. Задолжала она кое-кому. У нас женщины на лесоповале работают не хуже мужиков. А там то и дело несчастные случаи происходят. То кто-нибудь себе руку отрубит, то дерево на голову упадет, то болото засосет. Печальная статистика.

– Сколько ей еще сидеть?

– Три года. Если доживет. Баба она боевая. Пять лет продержалась. О досрочном освобождении даже не думайте. За ней идет шлейф сплошных преступлений. Последнее – ножевая драка. Замять не удалось. Сейчас новое дело возбудят. Думаю, еще года три накрутят.

– Вы описываете мою сестру как бандитку.

– Она защищалась. Дело в другом. Ее соперницей была смотрящая по бараку, а те виновными не бывают. Значит, все повесят на Аньку.

– И что же делать? – встревожилась Маша.

– Поговорить с моим отцом. Мы к нему в деревню едем. Я пешка, ничего не могу, только водку в зону протащить, сигареты да «травку». А мой отец всю жизнь провел в зоне. Руководил охраной. Он знает там всех. От вас никто взятку не возьмет. Народ в зоне ушлый работает, замять дело, вышедшее из-под контроля колючки, очень трудно и дорого. Отец может быть посредником. С ним считаются, его уважают. Я вам решила помочь не из-за денег. Просто Аньку жалко. Хотя жалость – чувство мне непонятное. В зоне сидит такой сброд – ужаснешься. Они только кнут понимают.

Маша подумала о своем отце. Это благодаря Оксане он не попал в руки правосудия. Женщина спасла его от тюрьмы. Попади он за решетку в те далекие годы, то сейчас мог бы стать вором в законе, а не бизнесменом с мировым именем, а она, Маша Мезенцева, и вовсе не родилась бы. Жизнь человека – штука хрупкая, сломать легко, выжить трудно.

Старик жил в покосившейся хибаре, очень похожей на ту, где жила Оксана Русакова. Раньше Маша даже не подозревала, что люди могут существовать в таких условиях, да еще быть счастливыми и чему-то радоваться. Марина познакомила отца с гостьей. Тот знал, к кому приехала Мария, да и всю подноготную заключенной тоже знал. Он до сих пор поддерживал связи с начальством колонии и частенько хаживал в зону. Ностальгия. Другого мира он не видел.

На столе стояли самогонка, грибы, моченые яблоки, соленая рыба, картошка. Маша так проголодалась, что ела непривычную еду с удовольствием, да и самогонка, сделанная по особому рецепту хозяина, ей понравилась. Марина пила ее как воду, а гостье хватило одной рюмки.

– Кто-то заложил девчат. О поножовщине узнали в ГУИНе, а те решили передать дело в суд, – рассуждал старик, покуривая трубку, набитую махоркой. – Бодяга эта долгая. Месяца три протянется. Ходить по инстанциям и платить деньги каждому говнюку устанешь. Даже чтобы попасть на прием к холую, не способному ничего сделать, тоже платить надо. В их системе не разберешься. Они ее специально запутали. Всем дай и получи отказ, вот как это называется.

– Что такое ГУИН? – спросила Маша.

– Главное управление исполнения наказаний Минюста России.

– Значит, положение безвыходное?

– Выход всегда есть, – ответил старик. – Начальство в зоне тоже по головке не погладят за поножовщину. Объявят несоответствие, а значит, лишат очередного звания. Проще всего закрыть дело и не доводить его до суда. Сделать это просто – надо устранить предмет возбуждения. В данном случае – вашу сестру.

– Ее убьют? – взволнованно спросила Маша.

Хозяин усмехнулся:

– Зачем же? Это лишь новое разбирательство. Она должна умереть от естественной причины. От инфаркта, к примеру. Тут всего одна больница на сто километров. Патологоанатом тоже один, и он давно куплен начальством колонии. Что ему скажут, то он и напишет без всякого вскрытия. Зеков хоронят на общем кладбище. Очень редко родственники вывозят покойников на родину. Повторного вскрытия никто не делает. Трупы выдают после долгой волокиты на пятый-шестой день. Тут уж не до вскрытия, они же гниют, и к ним подойти невозможно. Условий для их хранения в зоне нет, морга тоже. На моей памяти родственники довольствовались свидетельством о смерти и хоронили своих в закрытых гробах.

– Ее отравят? – предположила Маша.

– Да. Это самый удобный вариант, – холодно заметила Марина.

– И чем же вы можете мне помочь?

– Побег, – твердо заявил старик.

– Да куда тут бежать? – удивилась Маша. – До аэропорта на машине ехать три часа, а до вокзала еще дольше. В колонии же не дураки сидят, тут же подадут сигнал, и беглеца обложат со всех сторон флажками, как волка.

– Вы в чем-то правы, Маша. – Старик выпил еще стопку первача. – А если зек сбежит днем? О побеге могут узнать только во время вечерней проверки. Тут вопрос в другом. Ваша сестра должна находиться под пристальным вниманием или вовсе сидеть в карцере. За ее побег начальника колонии уволят. И третье. В случае побега ее объявят в международный розыск как особо опасного преступника. А это уже не шутки. Даже если вы найдете для нее самые чистые документы, а они понадобятся в первую очередь, ее всем миром искать будут.

– Каково же ваше предложение? – С нетерпением спросила Маша у хозяина.

– Два миллиона рублей начальнику колонии и миллион посредникам. Анна умрет, но не по-настоящему. Процедура пройдет как обычно, со всеми условностями, разве что ее тело не выставят в бараке для прощания. Анну вывезут из зоны, как положено, в гробу, но живой. Пересадите «покойницу» в свою машину. Кстати, можете оставить ее здесь, у моих ворот. Дорога на кладбище все равно проходит через нашу деревню. А пустой гроб ребята отвезут на кладбище и закопают. Лучшей схемы не придумаешь.

– Я согласна на ваши условия.

– О своих условиях я ничего не говорил. Сделаю все, что смогу. Мне и Маринке вы заплатите столько, сколько не жалко. Я не хочу зарабатывать на жизни хорошего человека. Мне бы дом поправить. У самого уже сил нет.

– Конечно, я не забуду о вас, – заверила Маша старика. – Мне хотелось бы повидаться с сестрой.

– Вам выписали пропуск на завтра, свидание утром, – сказала Марина и достала бумажку с печатью из кармана. – Три часа. Больше не дали. У вас фамилии и отчества разные. Родственная связь не подтверждается. Встреча с сестрой вам обойдется в пятнадцать тысяч.

– Конечно, – тут же согласилась Маша.

– Переночуете здесь. – В голосе Марины появились командирские нотки. – Утром я за вами зайду. Ложитесь пораньше. Вставать придется рано.

Их положение изменилось в корне. Узлы затягивались со всех сторон. Дмитрий и Эльвира теряли возможность для дальнейших встреч. Фортуна развернулась на сто восемьдесят градусов и показала им свою спину. Куда подевались самоуверенность и насмешки? В одночасье они превратились в крохотные винтики огромной машины с мощными жерновами.