Ночной карнавал - Елена Благова Страница 20

— Это не ее дело, — парировал Март. — И не твое. Прекрати на нее пялиться. Давай лучше пожрем чего-нибудь, и правда. У тебя гости, как всегда?

— Немного, — нехотя ответил Этьен. — В гостиной спит Лемур. Он уже надрался в стельку. Ну его. В спальне — известный тебе Сосиссон.

— С твоей женой, что ли, спит? — хохотнул Март.

Этьен беззлобно двинул ему кулаком в бок.

— Знаю я твои шуточки. Эрика дрыхнет в кресле, под фикусом, без задних пяток. Она водила вокруг елки хороводы с Анной и Голубкой. Они все трое крякнули шампанского, наливки, коньяка и свалились. Кто где. А на чердаке почивает Лурд. Он прискакал ко мне на два дня из Пари. Добирался как придется. Ехал без билета в третьем классе. Возникла потасовка с контролерами. Еле вырвался. Потом цеплялся к кому попало. К задкам телег. К каретам. К авто. Стоял в тамбурах пригородных поездов. Денег у него нет ни монеты, как обычно. Я ему одолжил.

— До чего ты добрый, Этьен. Надоели тебе они все, подозреваю, как.

— И ты мне тоже надоел, чертов Март. Садись за стол! Я лезу в погреб. Не жалеешь ты мои старые кости.

Пока Этьен копошился в погребе, вытаскивая наружу корзины с соленьями, салатницы с горами салатов, бутылки с мартини и коньяками трех сортов, Март пристально и жестко глядел на закутанную в шелковый халат Мадлен, и в его глазах она ясно читала оценку: дорогая штучка. Попробуй дернуть от меня куда-нибудь в сторону. Дешево не отделаешься. Я тебя везде достану.

— Я тебя везде достану, — повторил он вслух. Мадлен выше подняла голову.

— Ты думаешь, я не смогу от тебя убежать, если захочу?

— Беги. А я погляжу, как ты будешь вязнуть в снегу. Под прицелом моего…

Он рванул из-за пазухи смит-вессон и повертел им перед носом у Мадлен.

— Такую игрушечку впервые видишь?..

Мадлен щелкнула пальцем по черному железу.

— Испугалась я тебя. Под платьем я ношу броню. Серебряную кольчугу. Меня пуля не берет.

Он рассмеялся. Этьен вылез из погреба в очередной раз, отпыхиваясь, волоча за собой окорок.

— Давайте выпьем за Рождество Господа нашего Бога Единосущего Иисуса Христа, Сына Божия!.. Эх, поднимем бокалы!.. Рано ты женился, Март, сейчас бы мы тебя за эту вот кралечку сосватали…

— А мы и без свадьбы с ней. Да?..

Он пошло подморгнул ей, дернув углом рта. Выпил. Капля коньяка скатилась у него по щетине, как слеза.

Они дружно ели и пили. Навалились на еду с голодухи. Руки Мадлен летали над столом. Она пробовала все, отщипывала от всего — и от куриной ляжки, и от кусочка миноги, лезла пальцами в салат, заталкивала в рот маленькие, как ракушки, кнедлики, опрокидывала в рот рюмки коньяку — одну рюмку за другой, одну за другой. Она всегда так резво ест и пьет, Март?.. Ох и прожорливая, лиса!.. Ты ее не прокормишь. А ты зато прокормишь. Ты приволок ее сюда на мою шею?.. Деточка, отведай вот еще салатика из крабов. Они плавали когда-то в океане… И ты, деточка, плывешь в людском море… И тебя рыбаки изловят… сети уж сплетены… Выпьем, господа!.. За что, дурак?.. За тебя, идиот!.. Я не идиот, я сам ее на обочине увидел, набросился, схапал, сгреб, в машину затолкал, крикнул: ежели пикнешь… Ну, ты смелый петух, я бы так не смог… Глянь, как она некрасиво ест!.. Как дикарь… Никаких манер… Не запихивай себе в глотку жратву!.. Ее еще очень много!.. На нашу жизнь хватит!.. Будешь жить у него, шлюха. Он славный малый. Его и на жену хватит, и на тебя хватит. Будет сновать между вами, как челнок, ха!.. А потом я приеду за ней… приеду в роскошном ландо… и заберу… уже договорившись о сделке… О какой сделке, что ты мелешь… ты пьян… Нет, это ты пьян, не лезь ко мне своими лапищами… Да я тебя обнять хочу, сволочь ты такая… Обнимай лучше ее, она создана для объятий… Она создана для еды!.. видишь, как уминает… как уписывает… за обе щеки… аж за ушами трещит… Ты никогда не видел, чтобы живые люди так ели!.. только звери в зоосаде… Подари ей этот поганый халат… он ей безумно идет… Я ей себя подарю… Да она тебя не захочет… А тебя — захочет?!.. Выпьем… за то, чтобы захотела… А ты уже был с ней?.. Ну да… что — да?.. а ничего… она нежна, как голубица… груди ее — как лилии… сосцы ее… как… как…

Валяются головами на столе. Спят. Тихо. Надо прокрасться на чердак. Там дрыхнет неизвестный по имени Лурд. Он из Пари. Пари. Большой город. Огни. Вздыбленные громады великих домов, яркие фонари, множество блестящих хохочущих женщин в нарядах, низко открывающих грудь, женщин-фей, женщин-княгинь, девочек-принцесс. Там, в Пари, даже беднячки выглядят графинями. Она слышала, что белошвейка из Пари в иных краях Эроп сойдет за герцогиню; а то и за даму королевской крови, если умело прикинется благородной. Ей не надо прикидываться. Она видела себя в зеркало. В сенях у увальня Этьена она метнула на себя взгляд в зеркало. Один беглый взгляд сказал ей все.

Надо спешить. Лестница. Из всех комнат доносится зычный храп. Праздничный народ спит. Она напилась коньяку, ее шатает. Или это у лестницы, ведущей на чердак, кривые ступени? Держись за перила, Мадлен. Не упадешь. Крепче вцепляйся. Какая темень. Глаз выколи. Чердак, сочленения дубовых балок, запах раструсенного на клочки летошнего сена. Сено… в нем могут быть васильки… что, что?!.. Цветки из сказки… Шмель садится на василек и засыпает… сладко, сладко… Как пьяный Март за столом?!..

Она кралась вслепую. Таращилась. Куриная слепота. Все равно не видела ничего. Рядом с ней раздалось дыхание. Рванулась тень. Крепкие руки схватили ее. Худые жесткие пальцы властно сжали ее плечи.

— Кого черт принес?..

Шепот повис во тьме паутиной.

Мадлен огрызнулась:

— Не слишком-то ты любезен… Лурд.

— Ты знаешь мое имя?.. Кто ты?..

— Зажги огонь. Сейчас все скажу. Лурд, у нас мало времени.

— Для чего мало? — спросил Лурд, зажигая спичками щепку, извлеченную из вороха сена. — Для того, чтобы вволю позабавиться?.. Любишь кувыркаться на сене… красотка?.. Ты Этьенова зазноба?.. или тебя Март приволок?.. Они мужики не промах… со вкусом… Так как насчет валяния в сене?.. Идет?..

Он потянул ее к себе за полу китайского халата. Черный шелк распахнулся, и во мраке чердака сверкнули перламутр живота и твердая, торчащая земляничина соска.

— Какая грудь, что за грудь, черт возьми, — бормотал Лурд, в то время как пальцы его бродили по ходящей ходуном груди Мадлен; она задыхалась, запрокидывала лицо, губы Лурда вобрали вздернутую шишечку соска. Кусай меня, Лурд. Я вытерплю все. Я не вижу в темноте, молодой ты или старый. У тебя чудесные губы и зубы. Они делают мне больно. Они делают мне сладко и невыносимо. Зачем твой язык гладит мою бедную кожу?.. это же всего лишь нищая, давно немытая кожа, в Воспитательном доме нас мыли из грязных лоханей и тазов, а в воду сыпали горстями хлорку, чтобы мы не заразились песью и паршой, это не парча, не шелк и виссон… не дамасский батист… твой язык спускается ниже… все ниже и ниже…

— Ляг на сено, сюда, — шепнул Лурд, оторвав жаждущие губы от вздрагивающего живота Мадлен. — Ты… девочка?..