В присутствии врага - Элизабет Джордж Страница 21

«Вы засунули меня в эту темною нору, мистер, но вы не можете заставить меня поступать по-вашему. Так что я собираюсь пописать. Здесь и сейчас. Не в какую-то там миску, а прямо на пол.

На пол. Ей следовало сразу понять, что это не гроб, подумала Лотти, потому что здесь был пол. Жесткий, как каменный. Только…

Лотти ощущала его под собой — тот самый пол, по которому он ее проволок, тот самый пол, о который она поранилась. Вот что в первую очередь сделала бы Брета, очнувшись в темноте: попыталась бы разузнать, где она находится. Она не лежала бы тут и не хныкала бы, как маленькая.

Лотти принюхалась и провела пальцами по полу. Он был чуть бугристым, поэтому она и сбила об него коленку. Она нащупала выпирающий прямоугольник. Рядом с ним — другой прямоугольник. Потом еще один.

— Кирпичи, — прошептала девочка. Брета гордилась бы ею.

Что может поведать о ее местонахождении кирпичный пол? — задумалась она. Ясно было одно: если она станет много двигаться, то непременно поранится. Она может споткнуться. Упасть. Может рухнуть вниз головой в колодец. Она может…

Колодец в темноте? — переспросила бы Брета. Не думаю, Лотти.

Поэтому Шарлотта продолжила перемещаться на четвереньках, пока наконец не уперлась во что-то деревянное — очень занозистое, с крохотными прохладными шляпками гвоздей. Она нащупала углы, потом боковины. Ящик, решила она. И не один. Целый ряд, вдоль которого Лотти и поползла.

Она опять уткнулась в стоящий на полу предмет, но с совершенно другой поверхностью — гладкой и выпуклой. Когда она стукнула по ней костяшками пальцев, предмет сдвинулся с глухим скребущим звуком. Знакомым звуком, напомнившим ей о соленой воде и песке, о веселых играх у кромки прибоя.

— Пластиковое ведро, — гордясь собой, произнесла девочка. Даже Брета не опознала бы его быстрей.

Услышав внутри плеск, Лотти наклонилась над ведром и принюхалась. Запаха не было. Она опустила в жидкость пальцы и лизнула их.

— Вода, — объявила она. — Ведро с водой.

Она тут же поняла, как поступила бы Брета. Сказала бы: «Знаешь, Лот, мне нужно пописать», и воспользовалась бы ведром.

Что Лотти и сделала. Она вылила воду и, спустив трусики, присела над ведром. Горячая струя мочи рванулась из нее. Примостившись на краю ведра, девочка положила голову на колени. Разбитое о кирпич колено болело. Лотти лизнула ссадину и ощутила вкус крови. Внезапно на нее навалилась усталость. Она почувствовала себя очень одинокой. Все мысли о Брете растаяли, как мыльные пузыри.

— Мамочка, найди меня, — прошептала Лотти.

И даже тут она знала, что сказала бы на это ее лучшая подруга:

«Неужели ты думаешь, что мамочка сама не хочет тебя найти?»

Сент-Джеймс высадил Хелен и Дебору на Мэрилебон-Хай-стрит перед магазинчиком под названием «У тыквы», в котором пожилая женщина с нетерпеливым фокстерьером на поводке перебирала круглые корзинки с клубникой. Хелен и Дебора, снабженные фотографией Шарлотты, должны были обойти район, где находились монастырская школа Св. Бернадетты на Блэндфорд-стрит, домик Дэмьена Чэмберса в Кросс-Киз-клоуз и Девоншир-Плейс-мьюз — ответвление Мэрилебон-Хай-стрит. Они ставшш перед собой двойную задачу: найти всех, кто мог видеть Шарлотту накануне днем, и составить все возможные маршруты, которыми девочка могла пройти к Чэмберсу из школы и от Чэмберса к себе домой. Они занимались Шарлоттой, Сент-Джеймс — подругой Шарлотты, Бретой.

Много позже того, как он подвез Хелен домой, много позже того, как ушла спать Дебора, Сент-Джеймс беспокойно бродил по дому. Он начал с кабинета, где между двумя порциями бренди рассеянно снимал с полок книги, делая вид, будто читает. Оттуда он прошел на кухню, где сделал себе чашку «Овалтина» [13], который не выпил, и в течение десяти минут бросал теннисный мячик с лестницы в заднюю дверь, развлекая Персика. Поднялся в спальню и посмотрел на спящую жену. Наконец он оказался в лаборатории. Фотографии Деборы по-прежнему лежали на рабочем столе, на котором она разложила их этим вечером, и при верхнем свете он еще раз рассмотрел фотографию девочки из Вест-Индии с британским флагом в руках. Ей вряд ли больше десяти лет, решил он. Возраст Шарлотты Боуэн.

Сент-Джеймс отнес фотографии Деборы в темную комнату и принес пластиковые файлы, в которые положил письма, полученные Ив Боуэн и Деннисом Лаксфордом. Рядом с этими записками он положил график занятий Шарлотты, который по его просьбе написала Ив Боуэн. Включил три лампы высокой яркости и взял лупу. Принялся изучать два письма и график.

Он сосредоточился на общих признаках. Поскольку одинаковых слов не имелось, он решил полагаться на общие буквы. «С», удвоенное «т», «у» и наиболее надежную букву для анализа и расшифровки кодов — «е».

«С» в письме к Лаксфорду абсолютно совпадало с «с» в письме к Боуэн: в обоих случаях буква была сильно закручена. То же самое и с удвоенным «т» в словах «Шарлотта» и «Лотти»: и там, и там над ними шла общая палочка. Буква же «у», с ярко выраженной нижней петлей в обоих письмах, стояла совершенно отдельно, без всякого намека на соединение с предыдущей и следующей буквами. Напротив, хвостик «е» во всех случаях соединялся со следующей буквой, хотя линия, образующая петельку «е», никогда не исходила из предыдущей буквы. В целом почерк обеих записок представлял собой мешанину из печатных и рукописных букв. Даже при беглом рассмотрении нетренированным глазом было ясно, что оба письма написаны одной рукой.

Сент-Джеймс взял график занятий Шарлотты и поискал то едва заметное сходство, которое даже человеку, стремящемуся замаскировать свой почерк, как правило, не удается скрыть. Рассмотрел все три листка под лупой. Исследовал каждое слово. Измерил расстояние между словами и ширину и высоту букв. Результат оказался тем же. Записки были написаны одним почерком, но Ив Боуэн этот почерк не принадлежал.

Саймон выпрямился на табурете и прикинул, в каком направлении его неизбежно поведет подобный анализ образцов почерка. Если Ив Боуэн не лгала и Деннис Лаксфорд действительно был единственным человеком, знавшим правду о зачатии Шарлотты, тогда, по логике вещей, теперь следовало бы получить образец почерка Лаксфорда. Однако и дальше путешествовать по лабиринтам ;хирографии казалось ему расточительной тратой времени. Потому что если Деннис Лаксфорд действительно стоял за исчезновением Шарлотты — с его опытом работы в журналистике и, соответственно, знанием методов работы полиции, — навряд ли он сглупил настолько, чтобы лично писать записки о ее похищении.

И именно это казалось Сент-Джеймсу необычным, вызывало у него беспокойство — что кто-то вообще написал эти две записки. Их не напечатали, не составили из букв, вырезанных из журнала или газеты. Данный факт предполагал одно из двух: похититель рассчитывал, что его не поймают, либо был уверен, что его не накажут, когда вся правда о похищении выйдет наружу.