Живая бомба - Фридрих Незнанский Страница 21

— А не пошла бы ты, красавица, на х…!

С тех пор Алена больше никогда не влюблялась в подследственных. Она приучила себя к тому, чтобы не видеть в них мужчин. Пока что у нее неплохо получалось и это.

Будучи по природе экстремалкой, она не ограничивалась одним этим развлечением. Полтора года назад Алена впервые прыгнула с парашютом. С тех пор каждую субботу она ездила в Тушино. Поначалу ей просто нравилось преодолевать свой страх, затем она научилась получать удовольствие от самого полета. Парить среди облаков и смотреть на простирающуюся под ногами землю — это было прекрасное ощущение.

Как-то раз она даже прыгнула с Тарзанки. Но это уже было не то. Болтаться над болотом вниз головой на дурацкой резинке, привязанной к ногам, — это было противно и унизительно. Парашют давал Алене ощущение полета, а болтание на резинке — лишь ощущение дикого, ужасного и суматошного падения. К тому же в самый кульминационный момент прыжка с запястья Алены слетели дорогие часики в титановом корпусе, которые папа подарил ей в честь окончания академии.

Часики так и остались лежать на дне небольшого пруда в парке Горького. Алена часто думала о них. Она представляла себе, как ее часики лежат на дне, поблескивая по ночам в тусклом лунном свете, среди холодных, уснувших рыб, и от этой печальной, сюрреалистической картины ей становилось по-настоящему жутковато.

Таким образом, в личной жизни Алены все обстояло как нельзя лучше, чего не скажешь о жизни профессиональной. Работа следователя оказалась гораздо скучнее и рутиннее, чем это описывалось в детективных книжках. Куча времени уходила на бумажную волокиту — оформление дел, вклеивание бумажек в папки с делами, посылание запросов, просматривание сводок и так далее. Занятия не из приятных, но Алена относилась к ним стоически.

«Никто не говорил, что будет легко», — внушала она себе.

Мишка Камельков ломался раньше. Он вскакивал со стула и начинал ходить из угла в угол, ероша густые волосы и приговаривая: «Черт бы побрал эти бумажки! Я что, записывался в бухгалтеры?!» Или, хлопнув дверью, выскакивал на улицу за очередным «сникерсом» или «марсом», чтобы ублажить свою израненную душу хорошим куском шоколада с нугой.

За день Алена успела довольно много. Она встретилась с родственниками убитого Сергея Бойко, с парочкой сотрудников фирмы, которую возглавлял Каленов (Алена лелеяла надежду получить санкцию начальства на поездку в Питер (нужно было побеседовать со свидетелем убийства Роткевича), однако выяснилось, что свидетель, он же помощник Роткевича Антон Антонович Михайлов, выехал в Москву. У него, видите ли, командировка. С профессиональной точки зрения это, конечно, было удобно, но вот с личной… Увы, бедной Алене не суждено было побродить по набережной Невы, глазея на Медного всадника, Петропавловскую крепость и собор-чернильницу.

Несмотря на обилие встреч и бесед (Алена терпеть не могла слова «допросы»), выяснить по существу ничего не удалось. Личных врагов у убитых не было. Степень их профессиональных полномочий была такова, что они успели насолить слишком многим. Но кто именно угрожал Бойко, Каленову и Роткевичу, выяснить так и не удалось.

Алена ясно видела: даже если коллеги и подчиненные убитых бизнесменов о чем-то догадывались, они предпочитали оставлять свои догадки при себе. Деловые люди старались иметь дело с фактами, а не с собственными подозрениями и догадками.

Прикинув, во сколько приезжает в Москву Антон Михайлов, и согласовав время прибытия бизнесмена с собственным ежедневником, Алена решила позвонить ему прямо в поезд.

Звонок оказался успешным. Михайлов вышел на связь.

Здравствуйте, с вами говорит следователь Генпрокуратуры Никитина.

— Очень приятно. А имя у вас есть?

Алена Борисовна.

— Очень приятно, Алена Борисовна. Чем могу быть полезен? "

Я бы хотела встретиться с вами сегодня вечером и поговорить об убийстве вашего коллеги Владимира Роткевича.

— Вам сколько лет?

— Это важно?

— И все-таки?

— Двадцать три.

— Замечательно! Сегодня вечером я собираюсь поужинать в ресторане «Кшеш-Беш» на Новом Арбате. Если хотите, подъезжайте прямо туда.

— Во сколько?

— Часов в восемь. Устраивает вас?

Алена прикинула, нет ли у нее на сегодняшний вечер дел? Получалось, что нет.

— Хорошо, — сказала она. — Я приду.

— А как я вас узнаю? Вы блондинка или брюнетка?

— Блондинка.

— И хороши собой?

— Умопомрачительно хороша.» Но лучше уж держите в руках журнал «Огонек». Не разминемся.

— Следователь с чувством юмора это что-то! Хорошо, до встречи.

Алена долго думала, что бы ей надеть на «свидание» с Михайловым. Но тут она вспомнила, что запретила себе относиться к мужчинам, фигурирующим в ходе следствия, как к представителям сильного пола (а иначе говоря — самцам). А вспомнив, решила не наряжаться. Расклешенные джинсы, белая майка, красная модная кофточка — вот и вся экипировка.

Михайлова она узнала сразу. Во-первых, он сидел в самом удобном и приятном для отдыха углу ресторана (а Алена, ясное дело, сразу же направилась туда). Во-вторых, был одет в деловой костюм. В-третьих, у него (несмотря на несколько поношенный вид) была физиономия записного ловеласа. И, наконец, в-четвертых, на столике рядом с его бокалом лежал свежий номер журнала «Огонек».

«А парень-то с чувством юмора», — отметила про себя Алена, подходя к столику, за которым сидел питерский бизнесмен.

Михайлов поднял на нее взгляд, и в его глазах заиграли лукавые искорки.

— Алена Борисовна, если не ошибаюсь? — Алена кивнула. — Присаживайтесь, пожалуйста!

Михайлов вскочил на ноги и изящным, отработанным движением отодвинул для нее стул. Алена села. После нескольких ничего не значащих, игривых фраз Алена сразу взяла быка за рога.

— Антон Антонович, давайте условимся: я следователь, а не блоковская незнакомка. Так что не растрачивайте усилий попусту. Давайте сразу приступим к делу.

Михайлов засмеялся:

— Ох, какая вы серьезная! Открою вам секрет: мне страшно нравятся серьезные девушки. Хотите выпить?

— Нет, спасибо.

— Французский коньяк!

— Я же сказала — нет.

Очень жаль, — расстроился Михайлов. — А я, с вашего позволения, выпью бокал-другой.

— На здоровье.

Михайлов наполнил свой бокал, сказал: «За вас, моя милая!» — и сделал большой глоток.

— Ух, хорош! — Он поставил бокал на стол и, глядя Алене прямо в глаза, произнес: — Вот что я вам скажу, Алена Борисовна, все три убийства — это свидетельство общего кризиса в оборонке. На все три предприятия, где работали жертвы, велась активная атака со стороны других коммерческих структур.