Невинные - Магдален Нэб Страница 21

— Мы должны известить ее родителей, если вы знаете адрес. — Он никак не мог решить, что хуже: показывать ее изуродованный череп родителям или Перуцци. Он пока не понял, каковы были их истинные отношения, и, кроме того, ему вовсе не хотелось, чтобы Перуцци замкнулся, испугавшись, что его оштрафуют, потому что он позволяет подмастерьям жить в мастерской. Инспектор осторожно нащупывал путь. Ему не совсем нравилась эта синева вокруг губ обувщика. Точнее, она ему совсем не нравилась. Он спросит ее адрес, а также адрес ее родителей. В ее квартире придется добыть материал для анализа ДНК. Он не сводил глаз с Перуцци, а тот все таращился в пустоту, пока его пальцы вступали в контакт с Акико через швы на маленькой туфле. Что же делать? Инспектор мысленно вступил в контакт с капитаном Маэстренжело, который наверняка знал, что ему делать. Мысленно же получил от капитана ответ: «Следуйте своей интуиции. Решайте сами. Вы знаете своих людей».

Земля, воздух, огонь, вода и флорентийцы...

А что это вообще значит? Рядом с ним сидел пожилой мужчина, почти старик, который вложил некую часть себя — пока неясно, какую, — в эту молодую иностранку.

— Если бы она только согласилась выйти замуж!.. Она всегда клялась, что ни за что не выйдет, но я подумал, что из-за ребенка... она могла бы остаться. Она говорила, что она так счастлива здесь, но этого никогда не знаешь, все-таки там ее страна, родные... никогда не знаешь. Но ребенок мог бы все изменить. — Обернувшись, он посмотрел в глаза инспектору, ища ответа.

— Да, я уверен, ребенок мог бы все изменить.

Перуцци взглянул на туфлю, как будто увидел ее впервые. Перевернув ее, он оглядел подошву в поисках недоработок, затем ощупал рукой шов по краю.

— Первый слой — кожа, потом резина, потом опять кожа. Водостойкие. Но сверху она все равно еще приклеила резинку. Понимаете, она хотела, чтобы они служили вечно, потому что это была ее первая пара. — Он улыбнулся своим мыслям, снова замолчал и уставился в пространство.

Следуй своей интуиции. Все это очень хорошо, но, какие бы безумные мечты ни лелеял Перуцци — и не он один, — о чем, во имя всего святого, думала эта японская девчонка? И она не одна, если в ее планы входило одурачить старика. Нет, нет... не может такого быть. Она училась у него профессии, ремеслу. Она, конечно, восхищалась его искусством, да и мало ли что может привлекать женщину... И она была беременна, в конце концов, но...

Придется взять у Перуцци анализ на ДНК, если обнаружатся улики, подтверждающие, что он бывал в ее квартире. Но сегодня он не станет говорить об этом.

Инспектор пристально взглянул в лицо Перуцци. Бледность, кажется, понемногу отступала.

— Как вы себя чувствуете? Вам тяжело было это вынести, я знаю, и нужно быть осторожным.

И все-таки инспектор не понимал, как ни старался: кто же тогда покупал ей одежду, если не Перуцци? Кто? Почему прямо его не спросить?

— По вашим словам, она была красивая молодая женщина, и я слышал от ваших соседей, которые, кажется, питали к ней симпатию, что она любила хорошо одеваться.

— У нее хороший вкус, тонкий вкус...

— Да. Но хорошая одежда дорого стоит, а она, насколько я понимаю, была небогата, и потому напрашивается вопрос: кто за нее платил?

— Она сама покупает вещи. Она из богатой семьи — он, наверное, вам говорил, — но она никогда ничего у них не просит, вообще ничего.

Значит, единственное, о чем Лапо не разболтал, так это о ее смерти, и только это известие представляло опасность для больного сердца Перуцци. Черт бы побрал этого болтуна! А он ведь ему доверял.

Перуцци глубоко и прерывисто вздохнул и опустил туфлю на пол, покрытый ковролином.

— Я думал, что ребенок все изменит. Я правда так думал. Я собирался кое-что для них сделать. Мы строили планы. Он вам об этом рассказывал?

— О том, что она могла бы вместо вас встать во главе мастерской? Да.

— Кто бы мог подумать, когда она ушла тем солнечным утром... такая живая...

Выпустив маленькую туфлю, он отпустил и ее хозяйку. Впервые он признал, что она умерла, сказал о ней в прошедшем времени.

— Я мог бы столько для них сделать... Но не больше, чем она заслуживала, учтите. У нее был талант и характер. Учить ее было большой честью. Я не знаю, понимаете ли вы, о чем я.

— Да, конечно. Любой мастер, подобный вам, хотел бы передать свое умение. Это совершенно естественно. И, насколько я понимаю, таланты вашего сына лежат в другой области.

Как и говорил Лапо, лицо Перуцци вспыхнуло от удовольствия. Он не улыбнулся, но глаза его зажглись.

— Мой сын поступил в университет, где изучал экономику и предпринимательство. Он бухгалтер.

— Мне так и рассказывали. И к тому же преуспевающий.

— Он многого добился.

Слава небесам, теперь он выглядит лучше. Синюшность вокруг губ исчезла. Сын для него, конечно, куда важнее, чем Акико. Он выдержит. На вид он уже почти здоров.

— Мне никогда не приходится возиться с налоговыми декларациями и тому подобным. Это просто дар божий. Он ко мне очень добр, особенно после смерти матери.

— Вам крупно повезло. Я сам все это ненавижу. Послушайте, Перуцци, — он настолько хорошо выглядел, что инспектор решил рискнуть, — простите, что я отвлек вас от работы, и мне очень жаль, что я принес вам плохие новости, но мне нужна ваша помощь. Я совершенно уверен, что ее смерть... была неслучайна. Мне нужно выяснить, что произошло, но прежде, разумеется, провести идентификацию. Мне нужен адрес ее квартиры, а также адрес ее родителей.

Перуцци повернул голову и уставился в лицо инспектору пронзительным взглядом сверкающих глаз, своим обычным взглядом.

— Не случайна, говорите? Так вот откуда ветер-то дует! Что ж, это вам подвалило работы, и дело будет нелегким, это ясно. Вот что я вам скажу: ее уже не вернуть, и хотя я не понимаю, почему все так должно было случиться, но ее уже не вернуть. Так что если какие-нибудь газетчики сунут сюда свой нос, то они об этом сильно пожалеют! Я им больше ни слова не скажу!

Поднявшись, он прошел в угол, где стоял стол, заваленный чеками и квитанциями, откуда он извлек визитку.

— Это адрес ее родителей. О, не пугайтесь, на обороте написано по-человечески. Ее квартира — на виа деи-Леоне, на углу, второй этаж. Сейчас я вам запишу.

Когда он протягивал инспектору клочок бумаги и японскую визитную карточку, в дверях у него за спиной появился Иссино с горой обувных коробок в руках.

— Все порядок... — начал он и осекся, встревожено переводя взгляд с инспектора на Перуцци.

Инспектор встал и положил свою большую ладонь на плечо подмастерья:

— Не волнуйтесь. Вы ни в чем не виноваты. Вы понимаете?

— Да. Спасибо, — сказал Иссино, продолжая смотреть на Перуцци.

Что ж, договор Перуцци с подмастерьем, равно как и его ДНК, подождет до следующего раза. Он никуда не денется. Никому не нужен еще один инфаркт.