Убить Хемингуэя - Крейг Макдоналд Страница 21

Щеки и шея Ханны покраснели.

– Ты опять шпионишь.

– Я профессионал, не шпион.

– Ну да, только Папа не разрешал Эдмонду Уилсону критиковать свои работы в процессе написания, – сказала Ханна. – Писатели не нуждаются в услугах ученых, чтобы они подтирали им сопли до последнего черновика. Как бы сказать это помягче? Отваливай. – Она покачала головой и вздохнула: – Я говорю это вполне серьезно, Ричард. Никогда больше этого не делай. Это как… осквернение.

– Извини. – Ричард поколебался, затем махнул рукой. – Лапочка, у тебя необработанный талант, но тебе давно пора отойти от своей приверженности одной теме. Ведь до сих пор все, что ты пишешь, так или иначе связано с твоим отцом. Черт, тебе надо забыть про это дерьмо, взять себя в руки и обрести свой настоящий голос. Забудь об этом, пусть это больше не служит кормом для твоих рассказов. Тут тебе не дождаться отклика. Это только раздевание и исповедь, не литература. Читать это больно и неловко.

Ханна сдула светлые пряди со лба:

– Ага. Да, возможно. Кстати, чадо использует мой копчик вместо футбольного мяча, так что я чувствую себя не лучшим образом. – Ханна прижала ладони к животу. – Знаешь, когда я голая, а он там передвигается, можно видеть под кожей его ножки и ручки. Иногда видны даже контуры всей руки или ноги. Хочешь пощупать?

Ричард подумал о все более четко обозначавшихся контурах его печени, напоминающей раздутую подкожную пиявку, решившую уничтожить своего хозяина.

– Нет, у меня от этого мурашки.

– Тогда я первая иду в душ.

– У тебя двадцать минут.

– Это мало.

– Двадцать минут.

Они ехали в новой машине, взятой напрокат, из гостиницы в Дозорный дом. Ханна смотрела в окно на пробегающие мимо пейзажи, на далекое кладбище. И снова возвращалась к странному телефонному звонку. Она все еще не придумала, как сказать об этом Ричарду. Кстати, сейчас был самый неподходящий момент, чтобы об этом заговорить. Ричард наконец-то дождался исполнения своей мечты, он ехал на встречу с Мэри Хемингуэй. И, черт бы все побрал, Ханна тоже туда ехала. От такого интригующего поворота у Ханны даже немного кружилась голова.

Она на самом деле познакомится с последней женой Папы и будет с ней разговаривать. Ханна расчесала влажные волосы и принялась приставать к Ричарду с вопросами насчет вдовы:

– Какая она сейчас? Я смотрела альбом со сделанными здесь фотографиями, на них она выглядит как подросток. Слишком загорелая. Блондинка, но скорее крашеная. Очень резкие черты.

– Начиная с ее мелких хищных зубов, – сказал Ричард. – У нее зубы терьера, хотя мало кто это замечал. Она почти не улыбается на фотографиях или при встречах, как мне рассказывали.

Ханна пожала плечами. Ей не хотелось выслушать еще одну лекцию-экспромт, спорить ей тоже не хотелось. Она решила пошутить:

– Возможно, никто в присутствии Мэри не сказал ничего забавного.

Ричард закусил губу, раздумывая над ответом. Еще больше нахмурившись, он сказал:

– Хем был первым, кто посчитал ее обозной шлюхой и стервятником. Она дымит, как печная труба, и матерится, как моряк. Знающие люди говорят, что она быстро спивается.

Ханне хотелось сказать: «Здесь у вас много общего», – но вместо этого она заметила:

– Папа ставил ее достаточно высоко, чтобы на ней жениться. Называл ее «карманным Рубенсом», так ведь?

Ричард кивнул:

– Все так. Но в другом настроении он также говорил, что у нее лицо Торквемады – паука.

– Резко. – Ханна улыбнулась. – Это ведь паук «черная вдова»?

– В первый раз Бамби увидел свою новоиспеченную мачеху, когда она вышла голой из бассейна.

– Готова поспорить, что тогда взошло не только солнце.

– Это смешно, Ханна. В своей шутке ты затронула интересную тему. Распространяется все больше слухов о лесбиянстве. В последнее время поговаривали даже о романе между Мэри, четвертой женой, и Паулиной, женой номер два.

– Гм… Кажется, я читала, что между Паулиной и Хэдли было что-то до того, как Паулина украла Папу, что у них была любовь втроем.

– Сомнительно. – Ричард сжал руку жены. – Какой его женой ты бы хотела быть? Кто тебе больше по душе?

Ханна закусила губу. Наиболее симпатичной, наверное, была Хэдли, самая приземленная из всех жен Хема. Остальные были в разной степени сумасбродками. Марта, единственная писательница из четырех миссис Хемингуэй, как человек меньше всего импонировала Ханне.

– Ни одна, – сказала она. – Если бы мне пришлось выбирать, я бы хотела стать долгожданной, но так и не родившейся дочерью Папы. Дочерью, которая бы впитала от гениального папочки все, что она знала о профессии писателя.

Когда они снизили скорость, чтобы свернуть на подъездную дорожку, ведущую к Дозорному дому, их обогнала зеленая «импала» и продолжила путь вверх, на холм. Ханна мельком увидела водителя: худой мужчина в очках. Темные волосы зачесаны назад от лысины. Впалые щеки обветрены.

Ханна потянулась было к руке Ричарда, но заколебалась. Машина уже исчезла из вида.

Точно как в случае со звонком с угрозами, который она получила рано утром в полном одиночестве. Только ее слово, на которое можно опираться. Только она могла поклясться, что этот звонок был, и только она видела «импалу», которая их преследовала.

Слово Ханны казалось малоубедительным в сравнении с навязчивым воспоминанием Ричарда о ее душевной болезни. Пытаясь выбросить из головы телефонный звонок и их преследователя, она вздохнула и пошла вверх по дорожке за мужем к дому, в котором умер Хемингуэй. Вверх по холму к последней жене Папы.

Вдова – это невероятное существо с привкусом зрелости, остротой опыта, пикантностью новизны, налетом отработанного кокетства и ореолом одобрения одним мужчиной.

– Хелен Роуленд [19]

Вдова, прячась в коридоре за гостиной, следила за ученым и его женой в стратегически повешенное зеркало.

Мэри заставила их подождать: разглядывала профессора, который стоял там и красными глазами рассматривал место, куда упал мертвый Папа. Ричард напряженно, сжав зубы, смотрел на пол и на стены. Он стоял там одетый под Папу, со слегка отросшей щетиной, с непонятным выражением на лице.

Ханна Полсон не сводила глаз с Ричарда. Казалось, она не могла или ей не хотелось осматривать этот печально известный холл. Мэри даже прониклась к молодой женщине симпатией за это.

Он ничего из себя не представлял, этот гребаный ученый. Но Мэри никогда и не хотелось, чтобы мужчина что-то представлял из себя, она не могла позволить мужчине быть слишком значительным. Он завоевал какие-то награды, если вообще стоит обращать внимание на такую чушь. Написал вполне приличную книгу об ученичестве Эрнеста в Париже. И все.