Этрусская химера - Лин Гамильтон Страница 22

— Думаю, это она, — сказал он. — Приведенное здесь описание полностью соответствует твоему. Считается, что ее расписывал какой-то парень по имени Микали — нет, наверно, это имя того человека, который установил авторство, не знаю она это или он, — или один из его последователей. Сделана примерно за 500 лет до Рождества Христова. Не собираешься ли ты ее приобрести?

— Ну, что ты, Клайв, — возразила я. — Я увидела эту вещь во сне.

— Никогда не могу понять, шутишь ты или нет, Лара, — отозвался он. — Однако если она находится в твоем распоряжении, учти, что ее украли из музея археологической зоны Вульчи, не знаю, где это находится.

— Гм, — проговорила я. Ситуация становилась все сложнее.

— Если этот сосуд у тебя, — посоветовал он, — лучше передай его французским властям.

— Итальянским, — поправила я.

— А мне казалось, что ты находишься в Париже, — заметил Клайв.

— Была там, — ответила я. — Теперь я в Италии.

— Ну, где бы ты ни была, ее нужно сдать властям. В соответствии с правилами ЮНЕСКО, если ты приобрела этот предмет законным путем, тебе положена компенсация. А ты ведь приобрела ее самым добропорядочным образом, так ведь? Ты ведь не украла ее, правда?

— Не украла, Клайв, — вздохнула я. — И спасибо за подобное доверие.

— Прости, — сказал он. — Просто я иногда тревожусь за тебя, Лара. Кстати, звонил Роб. Просил передать тебе, чтобы держалась подальше от всяких неприятностей.

Все так как следует. Если забыть о том, что предупреждение запоздало, такие фразы, как скажи Ларе, что я ее люблю, или передай ей, что я волнуюсь за нее каждую минуту, когда ее нет рядом, были бы совершенно излишними.

— Еще он просил передать, что волнуется за тебя, — вспомнил Клайв. — наверно, с этого стоило бы и начать.

— До свидания, Клайв, — сказала я. — И если Роб позвонит еще раз, скажи, что и я за него волнуюсь.

Именно в этот самый момент в моей голове составился план «А». Я передаю гидрию Лейку. Он приказывает одному из своих подручных созвать пресс-конференцию или провести то мероприятие, которое задумал по поводу бронзового коня, с шиком объявляет, что сумел отыскать этрусскую древность, выполненную художником Микали или его последователем и, по его мнению, украденную из музея. Он сможет произнести роскошный спич о том, что возвращает произведение искусства в музей, где все сумеют насладиться ее видом и оценить богатое наследие, оставленное нам этрусками.

План трудно было назвать идеальным. Возникнут вопросы о том, каким именно образом он отыскал ее, а я должна постараться выпутаться из этой истории чистой и с комиссионными, хотя ничего не платила за гидрию, и нам обоим остается только надеяться, что никто не узнает в ней принадлежавшую Годару. Я могла сказать, что купила ее по запросу Лейка, а после смерти Годара никто не стал бы спорить со мной. При наличии некоторых усовершенствований план «А» вполне мог воплотиться в жизнь. Обязан был воплотиться. Плана «Б» не существовало.

Уложив коробку с ее драгоценным содержимым в багажник автомобиля — подальше от любопытных глаз и неловких рук гостиничной прислуги, я засела в номере, ожидая звонка от Лейка.

Первый вечер телефон мой молчал. Я попыталась позвонить по номеру, который он давал мне, сотовому телефону Антонио, но не отвечал и он. Я оставила сообщение о своем прибытии на автоответчике. Следующее утро я провела в гостиничной лоджии, неторопливо попивая чай с лимоном и заедая его тостом, надеясь, что желудок мой угомонится, а Антонио появится. По прошествии пары часов я просто не могла уже усидеть на месте и вышла на улицу.

* * *

Вольтерра — городок средневековый и живописный, устроившийся почти в двух тысячах футов на высоких утесах, над двумя огромными долинами, откуда открываются броские виды во всех направлениях. Он расположен в тридцати милях от моря, которое кое-где все-таки видно, и может показаться недружелюбным и продутым всеми ветрами сразу. Узкие, мощеные булыжником улочки способны вызвать у непривычного человека приступ клаустрофобии: похоже, что дома с обеих сторон так и нависают над мостовыми. Город может похвастать великолепными общественными зданиями, кафедральным собором и несколькими церквями, тут и там можно видеть остатки Вольтерры куда более ранней — от Велатри этрусков и до города римских времен.

Лоуренс, побывавший здесь в холодном и дождливом апреле, посчитал Вольтерру городом мрачным, сырым и холодным, а жителей ее угрюмыми. Но в тот день над старинным городом сияло солнце, однако крутые и узкие улочки и прикрывавшие их дома не позволяли его лучам прикоснуться к мостовой, оставляя освещенными красные черепичные крыши и зубцы наверху более высоких зданий, на мой взгляд, зрелище было восхитительным.

Наконец, почувствовав голод, я разыскала тратторию на крутой улочке, находившейся возле центра средневековой части города, у Пиацца дель Приори. Было поздно, за столиками почти никого не было, если не считать пары мужчин в задней части зала и официантки, женщины грубоватой и явно любившей поговорить, а потому повисшей надо мной, поставив тарелку с insalata mista, чудесным зеленым салатом с морковкой и редиской.

— На день к нам? — спросила она.

— На пару, — ответила я. — Вчера, вот, приехала и, возможно, задержусь на день или два.

— Обычно к нам приезжают на пару часов, по дороге в Сан Джиминьяно или на обратном пути. В Тоскане есть более веселые места для отдыха, чем Вольтерра.

— По-моему, здесь прекрасно, — сказала я.

— В дождливый или ветреный день вам так не покажется.

— Возможно, — согласилась я. Зачем спорить? Я хотела есть.

— А вы случайно не журналистка? — спросила она несколько минут спустя, явившись ко мне с дымящейся тарелкой pasta al fungi, макарон с грибами.

— Нет, — ответила я, набрасываясь на еду. — А почему вы так подумали?

— Из-за дела Понте, — проговорила она. — Репортеры, полиция. Весь этот шум!

— Понте… это тот, который…

— Спрыгнул с balze, — она кивнула и предложила. — Это лучше есть с вином. Я принесу вам бокал «Вернаккиа де Сан Джиминьяно».

— Хорошо, — согласилась я. Торопиться было некуда.

— Я видела его в тот самый день, — пояснила она, поставив бокал передо мной.

«Вернаккиа» относится к числу моих любимых белых вин, и, пригубив, я улыбнулась.

— Хорошее вино? — спросила она.

Я кивнула.

— Он прошел прямо здесь. Я подметала улицу перед тратторией. Он спустился с горки и направился прямо в ворота Порта аль Арко. Вы уже видели их? Нет? Посмотрите. Они этрусские, по крайней мере в нижней части, и там есть еще эти головы. Их считают какими-то этрусскими божествами. Там изображен Тиния, а с ним еще двое. Они охраняют город. Кроме того, Понте — мы все его здесь знаем — владеет великолепной виллой, с виноградниками и прочим на дороге отсюда в Сан Джиминьяно. Потом, уже уходя домой, я видела, как он стоял там за воротами, глядя на стену. Он провел там по меньшей мере час. Утром его нашли у подножия balze. А я говорю, он покончил с собой. Зачем еще ему было стоять там и смотреть на ворота? Наверно, он решил, что они недостаточно высоки для того, чтобы убить его, пошел к высоким скалам, дождался темноты, чтобы его никто не увидел, и бросился вниз. С этих утесов прыгают многие. Говорят, что склонных к самоубийству людей так и тянет гуда. Может быть, их приманивают стоны ветра. Но зачем понадобилось Понте при такой красавице жене и детях накладывать на себя руки? Впрочем, брак — дело сложное, сами знаете.