Дело гастронома № 1 - Евгений Латий Страница 22

Весна была в самом разгаре, а здесь снег между деревьями еще и не начал таять, лишь потемнел немного, а сугробы осели. Кое-где на солнечных прогалинах появились проплешины бурой прошлогодней травы. Птицы хором и соло выводили немыслимые рулады – пинькали, цокали, трещали и свистели; в прозрачно-голубом небе на огромной высоте проплывал еле видный серебристый самолетик, оставляя за собой длинный и кудрявый белый след.

Леонид Ильич, хмурый и сосредоточенный, с ружьем на плече и в камуфляжном ватнике, шел по лесной дорожке рядом с Гришиным, который был на восемь лет моложе Генсека. Брежневу в свои семьдесят шесть было уже тяжело охотиться, но почти каждые выходные он стремился в любимое свое Завидово. Приезжал, жадно вдыхал свежий воздух, переодевался, потом выбирал одно из многочисленных своих ружей – их у него была целая коллекция – и отправлялся бродить по лесу, как заправский охотник. Иногда, даже в этом преклонном возрасте, он умудрялся пострелять, порой не без приключений. И вот как раз сейчас он упоенно рассказывал Гришину смешную историю, которая произошла с ним совсем недавно, перед поездкой в Чехословакию.

– Понимаешь, Витя, я по привычке взял свою любимую эмцешку, ну, ты знаешь, видел этот карабин с оптическим прицелом. И, как старый дурак, не прижал, как положено, плотно к плечу. А тут вижу кабана, выходит прямо на меня из кустов здоровущий свинтус! Ну, я взял да и пальнул в него. Кабану хоть бы хны, чуть на меня не бросился, егерь, слава богу, его уложил, а я разбил себе бровь, там отдача-то будь здоров!.. Хочу тебе, как другу, одну вещь сказать: ни хрена себе человек на своих ошибках не учится. Буквально на второй день уже поднимаюсь на вышку, мало ли что может произойти на земле, опять пристроился, и опять не плотно прижал ружьишко, и что ты думаешь? Стреляю – и опять неладуха, переносицу себе разбил. Даже смешно было… – и Брежнев громко расхохотался. Но, увидев недоумение в глазах Гришина, попытался объяснить: – Ты ж понимаешь, мне через день нужно в Прагу вылетать, а у меня на лице черт-те что… Так что пришлось на этот раз взять в загранпоездку не только врачей, но и профессиональных гримеров. И мне, точно я кинозвезда или актеришка там какой, по нескольку раз на дню замазывали и «забеливали» эти охотничьи отметины.

Они прошлись еще немного, и, когда подошли к лимузину, Гришин достал с заднего сиденья новенький карабин и преподнес Брежневу.

– Леонид… Это от ребят из торговли… они не успели вас поздравить со своим профессиональным праздником, вы были в отъезде.

При виде подарка глаза у Леонида Ильича загорелись, как у ребенка. Он взял в руки карабин и тут же прицелился в недалеко стоявшую вышку. Затем опустил ружье и прочитал вслух текст, выгравированный на пластине:

– «Леониду Ильичу Брежневу от работников советской торговли». Спасибо, Витя, ценю. Отменное ружьишко. – И тут же без всякого перехода спросил: – Ну и как там наша советская торговля поживает? Давненько я ею не интересовался.

– Думаю, что в принципе вся советская торговля живет неплохо, вот только у московской в последнее время начали возникать некоторые проблемы.

– Какие такие проблемы могут возникать в твоем хозяйстве? Москва ж… она столица, главный город страны. Порядок должен быть!

– Порядок, конечно, необходим, но всему есть пределы. Арестовали Анилину, жену директора «Березки». Если он виноват, судите, но зачем жену-то арестовывать?! Она заслуженный человек, заместитель директора первого гастронома, отличный работник, двое малых детей стали сиротами! Что это такое?! А взяли Анилину, чтоб выбить из нее показания на Беркутова! Те это даже не скрывают! Мы что, Леонид Ильич, в тридцать седьмой год возвращаемся?!

– В какой год? – переспросил Брежнев, он был сильно увлечен новым подарком, поэтому невнимательно слушал.

– В тридцать седьмой! Ты же помнишь!

– А как же! Память еще не всю пропили! – Брежнев рассмеялся, но тут же посерьезнел: – Знаешь, тут я с тобой согласен! Перегибать нельзя! Никак нельзя.

Гришин почувствовал, что попал в нужную интонацию, и решил тут же закрепить успех:

– Мы первая страна социализма! Осуждаем греческую хунту, Пиночета, а у себя творим такой же террор!

Они подошли к деревянному столу со скамейками, поставленному меж сосен. Стол был накрыт яркой клеенкой. Подбежал средних лет повар в фартуке, подобострастно обратился к Брежневу:

– Можно подавать, Леонид Ильич? По рюмашке настоечки?

– Давай, тащи! Рюмашка потом, сперва чайку горячего! На травках, ну, ты знаешь!

– Один момент! – ответил повар и убежал.

Брежнев пожевал ртом, словно что-то ему там мешало, поморщился, вздохнул.

– Сон пропал. Заснуть боюсь. Заснуть и не проснуться. Тут приснилось: будто заснул, а проснуться не могу. Слышу, жена вошла, просыпайся, говорит, а я понимаю: больше не проснусь! К чему бы это, а? Как думаешь?

– Я посоветуюсь с одним парапсихологом, отменнейший специалист! – попытался успокоить Брежнева Гришин. На что Леонид Ильич только отмахнулся.

Прибежал повар с горячим чаем.

– Организуй нам по рюмашке и закуску!

Повар кивнул и убежал. После чего Брежнев продолжил:

– Страх был такой, что сразу проснулся! И так был рад проснуться, что даже, знаешь, прослезился! А вот в лесу, на охоте, хорошо! Никакого страха! – Он улыбнулся. Гришин понимающе кивнул. Принесли выпивку, тарелки с закусками, налили по рюмке. Брежнев тут же поднял свою. – Ну, за охоту!

Они выпили, закусили. Гришин дожевал слоеный пирожок с рыбой и вернулся к своей теме:

– И что главное! Он бросил все силы своего комитета именно на Москву, словно наша столица исчадье ада, банда преступников! Я понимаю, метит в меня, хочет срезать под корень! Зачем же так, а, Леонид Ильич?!

Брежнев дал знак, налили еще по рюмке, он пожевал воздух во рту. Они чокнулись и выпили. После того как повар отошел, Брежнев тихо, словно по секрету, заметил:

– Он скоро переедет на Старую площадь! Секретарем по международным делам. Там ему будет не до тебя! Но согласись: все же много воруют! А ведь это у народа воруют, у нас с тобой! И кое-кого тряхнуть не мешает!

После второй лицо у Леонида Ильича посвежело, заблестели глаза. Он снова махнул рукой, подбежал повар, и рюмки вмиг снова наполнились.

Гришин решил продолжить:

– Тряхнуть-то можно, даже нужно, но только так, чтоб наших не трогали!

– Вот это правильно!

Они чокнулись и снова выпили. После оба старались уже не возвращаться к этой теме. Гришин понял, что Брежнев не даст его в обиду. Ни его самого, ни его людей. Поэтому ему пришлось выпить с хозяином еще несколько рюмок и около часа слушать рассказы об охотничьих приключениях и болячках старого Генсека.

Маша неспешно шла по Тверскому бульвару, когда вдруг навстречу ей со скамейки поднялся Антон и протянул три тюльпана.

Конец ознакомительного фрагмента